Белый потолок. Впереди окно. Справа зеркало. Слева голая стена. За окном качаются припорошенные снегом деревья. Под простыней медленно вздымаются и опадают груди, за ними выпирает округлый живот. Чешется левая пятка. В углу мигают и пищат какие-то аппараты. Неподалеку раздается легкий скрип. В открывшуюся дверь входит пожилая женщина в белом халате. - Ну что, Сашенька, пришла в себя? Как самочувствие? Хочешь чего-нибудь? Доктор скоро будет, посмотрит тебя. В животе что-то дернулось. Саша, скосив глаза, удивленно посмотрела на простыню. - Уже шевелится, бойкая какая малышка, - женщина, нагнувшись, погладила ее тугой живот. - В туалет хочешь? После короткого раздумья и утвердительного кивка медсестра помогла Саше подняться и пройти через комнату до белой двери. Голова немного кружилась. - Если больно будет, так ты меня позови, - медсестра ласково погладила Сашу по плечу и скрылась. Босые ноги на холодном кафеле начали мерзнуть. В помещении находились ванна, унитаз и бидэ, рядом висела розовая раковина. Саша встала около унитаза, подняла стульчак, задрала подол длинной ночной рубашки. Подождала. Что-то было не так. По ногам текла струя горячей жидкости. Накатила слабость. Хватаясь за воздух, Саша развернулась и села на унитаз. Поморгала. Обнаружила, что сидя мочиться удобнее. Напрягла мышцы и ощутила, как внутри что-то задвигалось - плотное и продолговатое. Это было приятно. Из коридора донесся голос: - Только недолго, сестра, вот-вот приедет доктор, чтобы осмотреть новоиспеченную. Вслед за коротким «да» раздался хлопок закрываемой двери - совсем близко. Голоса, удаляясь, говорили: «А если мальчик?» -«Великая Мать обо всем позаботится». Голова все еще кружилась. Саша вышла из туалета. От стены рядом с дверью отклеилась высокая бледная девушка с черными волосами, стриженными под «каре». Ярко накрашенные вишневые губы изгибались в злой улыбке. - Очнулся? Бабой был, бабой стал! Доволен? Саша ухватилась за косяк: - Вы мне? - Ты зачем тогда в кабинет поперся? Не мог подождать до утра или мне позвонить?! Идиот! - она раскраснелась от гнева. - Я вас не понимаю... - отчего-то Саше стало нестерпимо стыдно за мокрый подол сорочки. Поверх ворота серого легкого свитера у гостьи был повязан лимонного цвета шарфик. Саша задержала на нем взгляд. - Вспомнил, болван? - девушка сдернула шарфик. - Как откупился им, когда мой любимый платок на озере потерял? - разъяренная посетительница хлестнула Сашу по лицу желтым куском ткани. Саша перехватила ее руку: - Ты что себе позволяешь, дура! Девушка легко высвободила кисть из ослабевших Сашиных пальцев, крикнула чуть не плача: - Баба! Скотина! -Лилька! Имя само сорвалось с Сашиных губ. - Филька! - передразнила гостья. - А ведь был иногда приличным мужиком! Особенно когда в садо-мазо играли, помнишь, охламон? Филимон?.. - Жаль, что тебя тут оставят! - Лилька рванула шарфик, как будто собиралась разорвать легкий шифон. - Я бы тебя подложила какому-нибудь «Лукойлу»! Снова приятно шевельнулось внутри. Следом толкнулся под грудью ребенок. Широко распахнутыми от ужаса глазами Филя-Саша посмотрел на обтянутый сорочкой живот: то тут, то там в такт толчкам появлялись едва заметные холмики. Лилька истерически захохотала: - Ты себе еще между ног посмотри! Филимон зарычал и бросился на нее, пытаясь дотянуться до Лилькиного горла. Живот мешал. На крики сбежались медсестры, крепко схватили, повалили на кровать, прижали, одна села на ноги. - Доктора, доктора! Скорей успокоительного! Мелко семеня, торопливо вошла пожилая медсестра, вкатила тележку, сдернула белоснежную салфетку, взяла шприц. Саша-Филимон, вращая красными глазами, натужно вырывался. Сестра еще не уколола, а голова уже пошла кругом - от слабости. Проваливаясь в темноту, он услышал укоризненный голос: «Что ж ты, Лилечка? Мы так надеялись обойтись без промывки мозгов!» - и протяжное всхлипывание в ответ. Череда одинаковых бесцветных дней. Подъем, измерение давления, таблетки, завтрак. Изучение в зеркале собственного тела и неумолимо растущего живота. Занятия по подготовке к родам. Обед, тихий час. Давление, полдник, прогулка в заснеженном саду. Газеты, рассказывающие о разнообразных успехах сестер, пахнущие типографской краской книги о жизни сестер всего мира. Прекрасного женского мира. Ужин, вечернее смотрение в окно, лежание под капельницей, сопровождаемое невнятным бормотанием доктора. Странные сны, которые забывались сразу по пробуждении, - и снова жизнь, похожая на сон. Началось утром. Саша встала и подошла к окну, как обычно. Все по-прежнему было укрыто снегом, но сегодня он потемнел, осел, деревья оголились и топорщились черными влажными ветками: случилась нередкая в феврале оттепель. Несмотря на пасмурную погоду, палата казалась непривычно светлой. По ноге потекла тонкая струйка. Саша опустила взгляд, отметила темную лужицу на полу, полоску вдоль щиколотки. Так вот оно как. Внизу живота заломило, как будто там выжимали белье, туго его перекручивая. Саша, пригнувшись и застонав, с силой прижала ладонь к больному месту. Чуть полегчало. "Рожаю?" Сознание вдруг словно переломилось. "Что за тряпка на мне?" - Филимон оттянул на бедре сорочку в мелкий голубой цветочек. "Где я?" -окинул взглядом почти пустую комнату - кровать, стол да тумбочка. Направился к выходу, рванул дверь. В широком коридоре сидела на посту симпатичная сестричка в белом колпаке. Филимон, подойдя, схватил ее за плечо: - Вы что себе позволяете? Ну-ка выведите меня отсюда, иначе я вашей конторе устрою кузькину мать! Девушка испуганно уставилась на его раскрасневшееся лицо. - Шевелись! - Филя приподнял сестричку, вдавливая пальцы ей в плоть. Она вскрикнула: - Я позову врача... - Главного! - рявкнул Филимон. - Догоняйте. Он оставил дежурную, которая немедленно нажала кнопку на пульте, коротко огляделся. Пол скользкий, выложенный мелкой плиткой, окна огромные, в конце коридора белая двустворчатая дверь, за ней видна широкая мраморная лестница. Филимон направился туда, переваливаясь. В памяти зияла черная, ничем не заполненная дыра. "Небось Лилька по пьяни сдала", - зло подумал директор, распахивая высокие створки. Тут было холодно, голые ноги в шлепанцах немедленно замерзли. Снизу поднималась толпа. Впереди семенила морщинистая тетка в зеленой полиэтиленовой шапочке и в резиновых перчатках, следом двигались врачихи, сестры в белых халатиках. Дежурная из-за спины Филимона замахала руками этой процессии. Тетка в шапочке заохала: - Саша, ты что же, дорогая, простудишься, зачем без шубки выхо... Филимон пузом вперед (чем раскормили, суки?!) попер на женщин: - Я домой! Пустите, бабы! Говорить буду только с главврачом. Я своего разрешения не давал, чтоб меня в психушку забирали! Идти было очень неудобно, приходилось перекладывать огромный живот из стороны в сторону, поворачиваясь за ним, чтобы спуститься на следующую ступеньку. - Сашенька, да тебе что-то приснилось плохое, уж Ангелине-то Марковне поверь! - залепетала тетка, но когда Филимон уперся в нее, резко сменила тон: - Главный врач я, а вы, больной, нарушаете режим клиники. Немедленно вернитесь в палату. Только там мы побеседуем об условиях вашей выписки. - Вы мне еще условия ставить собираетесь? - взревел Филимон, расталкивая окруживших и пытавшихся его задержать врачих и сестер. - А ну разойдись! - Вы же не можете выйти в таком виде на улицу, - главврач успокаивающе подняла руки. - А деньги на транспорт у вас есть? Филимон зашарил по бедрам, почти забыв, как он выглядит. Карманов не было, ни брюк, ни вообще нормальной одежды. Тут сильная боль плеснула внизу живота. Директор невольно согнулся. Из него полилась темная жидкость, стекая по ступенькам под ноги морщинистой тетке. Та охнула: - Воды отходят! Маша, готовьте стол, Светочка, клизму - и в родильную, быстро! Перед глазами все качнулось, его подхватили под локти и потащили наверх, обратно на этаж. Замутило, Саша почувствовала, как подкатила тошнота, зашарила ладонью по стене в поиске