до Лилькиного горла. Живот мешал. На крики сбежались медсестры, крепко схватили, повалили на кровать, прижали, одна села на ноги. - Доктора, доктора! Скорей успокоительного! Мелко семеня, торопливо вошла пожилая медсестра, вкатила тележку, сдернула белоснежную салфетку, взяла шприц. Саша-Филимон, вращая красными глазами, натужно вырывался. Сестра еще не уколола, а голова уже пошла кругом - от слабости. Проваливаясь в темноту, он услышал укоризненный голос: «Что ж ты, Лилечка? Мы так надеялись обойтись без промывки мозгов!» - и протяжное всхлипывание в ответ. Череда одинаковых бесцветных дней. Подъем, измерение давления, таблетки, завтрак. Изучение в зеркале собственного тела и неумолимо растущего живота. Занятия по подготовке к родам. Обед, тихий час. Давление, полдник, прогулка в заснеженном саду. Газеты, рассказывающие о разнообразных успехах сестер, пахнущие типографской краской книги о жизни сестер всего мира. Прекрасного женского мира. Ужин, вечернее смотрение в окно, лежание под капельницей, сопровождаемое невнятным бормотанием доктора. Странные сны, которые забывались сразу по пробуждении, - и снова жизнь, похожая на сон. Началось утром. Саша встала и подошла к окну, как обычно. Все по-прежнему было укрыто снегом, но сегодня он потемнел, осел, деревья оголились и топорщились черными влажными ветками: случилась нередкая в феврале оттепель. Несмотря на пасмурную погоду, палата казалась непривычно светлой. По ноге потекла тонкая струйка. Саша опустила взгляд, отметила темную лужицу на полу, полоску вдоль щиколотки. Так вот оно как. Внизу живота заломило, как будто там выжимали белье, туго его перекручивая. Саша, пригнувшись и застонав, с силой прижала ладонь к больному месту. Чуть полегчало. "Рожаю?" Сознание вдруг словно переломилось. "Что за тряпка на мне?" - Филимон оттянул на бедре сорочку в мелкий голубой цветочек. "Где я?" -окинул взглядом почти пустую комнату - кровать, стол да тумбочка. Направился к выходу, рванул дверь. В широком коридоре сидела на посту симпатичная сестричка в белом колпаке. Филимон, подойдя, схватил ее за плечо: - Вы что себе позволяете? Ну-ка выведите меня отсюда, иначе я вашей конторе устрою кузькину мать! Девушка испуганно уставилась на его раскрасневшееся лицо. - Шевелись! - Филя приподнял сестричку, вдавливая пальцы ей в плоть. Она вскрикнула: - Я позову врача... - Главного! - рявкнул Филимон. - Догоняйте. Он оставил дежурную, которая немедленно нажала кнопку на пульте, коротко огляделся. Пол скользкий, выложенный мелкой плиткой, окна огромные, в конце коридора белая двустворчатая дверь, за ней видна широкая мраморная лестница. Филимон направился туда, переваливаясь. В памяти зияла черная, ничем не заполненная дыра. "Небось Лилька по пьяни сдала", - зло подумал директор, распахивая высокие створки. Тут было холодно, голые ноги в шлепанцах немедленно замерзли. Снизу поднималась толпа. Впереди семенила морщинистая тетка в зеленой полиэтиленовой шапочке и в резиновых перчатках, следом двигались врачихи, сестры в белых халатиках. Дежурная из-за спины Филимона замахала руками этой процессии. Тетка в шапочке заохала: - Саша, ты что же, дорогая, простудишься, зачем без шубки выхо... Филимон пузом вперед (чем раскормили, суки?!) попер на женщин: - Я домой! Пустите, бабы! Говорить буду только с главврачом. Я своего разрешения не давал, чтоб меня в психушку забирали! Идти было очень неудобно, приходилось перекладывать огромный живот из стороны в сторону, поворачиваясь за ним, чтобы спуститься на следующую ступеньку. - Сашенька, да тебе что-то приснилось плохое, уж Ангелине-то Марковне поверь! - залепетала тетка, но когда Филимон уперся в нее, резко сменила тон: - Главный врач я, а вы, больной, нарушаете режим клиники. Немедленно вернитесь в палату. Только там мы побеседуем об условиях вашей выписки. - Вы мне еще условия ставить собираетесь? - взревел Филимон, расталкивая окруживших и пытавшихся его задержать врачих и сестер. - А ну разойдись! - Вы же не можете выйти в таком виде на улицу, - главврач успокаивающе подняла руки. - А деньги на транспорт у вас есть? Филимон зашарил по бедрам, почти забыв, как он выглядит. Карманов не было, ни брюк, ни вообще нормальной одежды. Тут сильная боль плеснула внизу живота. Директор невольно согнулся. Из него полилась темная жидкость, стекая по ступенькам под ноги морщинистой тетке. Та охнула: - Воды отходят! Маша, готовьте стол, Светочка, клизму - и в родильную, быстро! Перед глазами все качнулось, его подхватили под локти и потащили наверх, обратно на этаж. Замутило, Саша почувствовала, как подкатила тошнота, зашарила ладонью по стене в поиске опоры, не замечая поддерживающих ее сестер. Сзади торопились врачи, множественный стук каблучков отзывался эхом на гулкой лестнице. Живот то прихватывало, то отпускало. Голоса за спиной шептали невнятно: - Предродовой шок... кто же знал... Ларисванна, лапочка, охрану к родильной палате... Голова немного кружилась. Саша позволила завести себя в туалет, где в предбаннике две сестрички уложили ее на бок и, согнув ей ноги, ввели клизму. - Через пять минут встанете, мамочка, - и на горшок, и сидите, сидите подольше, чтобы все вышло. Главное, спокойно полежите ... Девушки выскочили, прикрыв дверь. Сознание плавало, от темно-коричневой кафельной плитки у самого носа несло прохладой, и Саша прижималась к ней лбом, сгибая колени, чтобы хоть немного уменьшить боль за лобком. Похоже на то, как тянет в животе при месячных... Каких, блядь, месячных? Филимон подскочил. Вспыхнуло где-то в затылочной части мозга короткое воспоминание, и дурной страх сдавил горло. "Не дамся!" - подумал Филя, поднимаясь, держась за стену: охватила слабость. Он задвинул защелку, обошел предбанник в поисках оружия, прихватил швабру-ленивку, содрав с нее отчетливо пахнущую хлоркой половую тряпку. Другой шваброй подпер дверь, вставив в оставшуюся от отбитой плитки щель в полу. Стекло было закрашено белой краской, под потолком горела тусклая лампочка без абажура. Филимон подергал задвижку. Рычажок поддался не сразу, замазанный той же краской и приклеившийся к петле. Однако в конце концов окно удалось открыть. Филимон выглянул, ложась на пузо... С подоконника Саша сползла с дрожью во всем теле. Прикрыла раму, держась за живот, побежала к унитазу. Как можно, ложиться на ребеночка! Что это ей вздумалось? Ой, как болит-то, тянет-то как... - Саша, ты что там делаешь? - осторожно постучалась в санузел Ангелина Марковна. - Сижу, - слабым голосом откликнулась Саша. - Ну и хорошо, ну и замечательно, - с энтузиазмом подхватила главврач, как будто Саша совершала нечто достойное восхищения. А она всего лишь тужилась, мечтая об одном: чтобы закончились мучения. Казалось, что внутри устроили соревнование по перетягиванию кишок. - Как только закончишь, выходи, мы тебя ждем! - А-аг-га... - отозвалась Саша, едва не плача, отматывая туалетную бумагу. Через пять минут снова постучались: - Ну как, скоро? Саша, ты что там делаешь? Филимон не отвечал, он взламывал замок на бельевой комнате. - Саша, открывай! - Живым не дамся!!! - заревел Филимон, с разбегу наваливаясь на дверь грузным телом. Хлипкая казенная задвижка не устояла, разболтанные шурупы выскочили, и Филя ввалился в светлое помещение, где на деревянных стеллажах лежали пачками простыни и пеленки, а в фанерных ящиках вдоль стены кучами были свалено грязное белье. Бросая ненавидящие взгляды на только что обнаруженную под сорочкой грудь, директор начал драть простыни на полосы. Главное - сбежать отсюда, хоть в этой тряпке, а на воле он найдет хорошего доктора, мужика, и тот отрежет Филе эту дрянь и пришьет его достоинство обратно, и тогда тетки у него попляшут!.. В коридоре у туалета собрались вокруг Ангелины Марковны девушки в черных майках и камуфляжных штанах, с автоматами за плечами. - Только аккуратно, девочки, у нее предродовой шок, сознание, видимо, переключается, Старшая предупреждала, что подобное может случиться. Так что вы осторожно. Нам нужен живой и здоровый ребенок! Девочки с ноги выбили дверь. Беглеца поймали на подоконнике. - Пустите, сволочи!!! Ангелина Марковна вилась вокруг охранниц, которые тащили Филимона Петровича к лестнице: - Не повредите плод, не повредите плод! И сразу на стол! - Засужу, суки! Вы что со мной сделали! - орал Филя. Держали его крепко, за руки и за ноги, он болтался между девушками в камуфляже, как мешок с песком. Этажом выше его втащили в большую, пропахшую лекарствами комнату и посадили, распялив ноги по каким-то металлическим палкам, девочки держали колени и голени, двое прижимали плечи к клеенке кресла, еще двое стояли на локтях. Главврач зашла ему между ног, сунула руку куда-то внутрь, и живот просвербила зудящая боль. Филимон, вскрикнув, задергался. Подошла одна врачиха, негромко предложила: - Может, сделать кесарево? - Увы, увы, Ларисванна, - Ангелина Марковна, отойдя, сняла перчатки. - Головка уже вышла из матки. Осталось только молиться, чтобы роды закончились благополучно. Помогайте, лапочка, - она надела новые перчатки, поднесенные сестричкой, вернулась к Филе, который едва соображал и был близок к обмороку. Над дверью прямо перед ним висели часы, они показывали двенадцать с минутами. Вторая врачиха убрала волосы под зеленую шапочку, встала рядом. - Ну, милочка, ту