— Эге! Последняя фраза — из моего черновика к «Лакированной карете»! — беззаботно сказал Боря. — Всё равно хотел начать сызнова. Оставьте, пусть летит.
Розанов нерешительно отпустил листок.
Мужичок в рубище трусил через лабиринт остановившихся пролёток. Испытывая терпение возниц, нырял под лошадиными животами там, где нельзя было протиснуться. Оглашал окрестности криком:
— Кайся, честной народ! Последние дни близятся! Но есть спасение! Тщанием великого самовидца грибным соком по бересте писано: «Лютик кожевый»! Цветник поучений, праздник сердца и зерцало души. Для детей Божьих средство быть счастливым, щит веры и меч духовный. Возымеет сын церковный книжицу — спасётся. Будет одна книжица на семью — спасётся вся сота общества. Ежели окажется в дому книжица — целиком дом спасётся.
Приманив кликушу пальцем, купец басовито спросил с высоты дрожек:
— Что же, и доходный домища на тысячу душ жильцов спасётся?
Сектант застыл, отдавшись неведомым подсчётам. Наконец, выдал:
— На сбережение доходного места надобно минимально три книжицы. Купите — всего тридцать копеек!
Купец, откинувшись на подушки, захохотал.
Ни до кого более сектант не докричался. Из пролётки в пролётку перебрасывались:
— Если учесть, что весною проходила комета…
— Звучат в углах комнаты стуки спиритические…
— Английские учёные объявили, что ядовитые газы из хвоста могли просочиться в земные атмосферы…
— Мне давеча приятель сказывал, будто подглядел в пустынном проулке, как обычный на вид господинчик лужу перелетел, ручками маша наподобие крыльев…
— Благоверную на Невском второго дня плечом задел престранный субъект: в оправе без стёкол…
— Так и живём…
Вдалеке замаячила мощная фигура — это был околоточный надзиратель.
— Вавич, Вавич пришёл! — пронёсся говорок среди дворников.
Надзиратель раздал приказы и услал дворников в разные концы улицы, чтоб открыли для проезда ворота в сквозные дворы, а кроме того, перегородили сливающиеся с Лиговкой улицы, с которых притекали экипажи, всё уплотняя «пробку». Энергично замахал рукою, разгоняя пролётки в пустынные переулочки. Осердившись на бестолкового кучера, сам схватил запряжённую пару за дышло и потянул в нужную сторону. Какого-то беспокойного господинчика, соскочившего с пролётки и чуть не затёртого кузовами, водворил обратно, строго внушив:
— Оставайтесь на своих местах и надейтесь на власть, вас оберегающую!
Будто невидимый груз упал с плеч. Солнце казалось ярче. Дышалось легче. Эфир преисполнился ощущением безопасности. Мир проницали имперские ароматы: умащенный воском хром, ружейное масло, о-де-колон марки «Шипр». Кликуша удрал, рассыпав свои брошюры, замешкавшуюся раклу окружили дворники, повели в участок, подталкивая непонятливых в спины черенками мётел. Гуляющая и проезжающая публика заметно повеселела. Боря Бугаев вновь не заметил разницы.
Вавич промерял широкими уверенными шагами освобождающуюся улицу. Огромный, в версту длиной затор рассасывался.
Вольский вжался в сиденье, ссутулился нерадивым гимназистом и руку прислонил к бровям, будто защищаясь от нестерпимо ярких лучей.
— Что это с вами, Николай Владиславович? — недоумённо спросил Розанов.
— Неудобно перед служивым, — хрипло ответил меньшевик. — Это тот самый…
— Вы благонамеренный человек, — пристыдил Василий Васильевич. — Вы же оставили подполье, чего вам бояться? Все грехи вам отпущены российским правительством.
— Сколько же минуло… Лет семь или восемь. Эх! Будь что будет!
Вольский поднял лицо навстречу приближающемуся Вавичу.
Произошло невероятное: вопреки воле прошедших лет надзиратель узнал Вольского. Впрочем, стружковое топорщенье верхней губы, точильным бруском огромный нос и смотровые ямы глазниц — негодная внешность для подпольщика.
Вдруг лицо Вавича раздвинулось широчайшей ухмылкой:
— А-а-а… Благодарствую за овощ, барин. С жёнкой и пекли, и кашу варили: объеденье! Только в следующий раз, как шутить вздумаешь, белорыбицу клади в пакет. Оченно белорыбицу уважаю. Да и не по чину мне теперь растительный подарок принимать. Проезжа-ай!..
Вольский как известняковый фараон уложил парализованные руки на оцепеневших коленях. А потом каменная маска растворилась улыбкой.
— Вот, Коля, человек за семь лет выслужился, а вы потеряли всё, что имели, — беззлобно и даже по-детски наивно сообщил Бугаев.
Вольский помрачнел, отвернулся. Спустя минуту буркнул через Бугаева Розанову: