Я объяснил, что от меня потребовали предъявить пропуск.
"Ах, эти формальности... Ничего не нужно. Вам, во всяком случае".
Должен ли я что-то уплатить, спросил я.
"Ах, оставьте. Я рада вашему прибытию".
Разве она меня знает?
Она развела руками: "Кто же вас не знает".
Я понял, что мне не следовало приезжать. Из вежливости я поинтересовался, часто ли... э?..
"Часто ли приезжают к нам? Да, туристы иногда; все-таки есть на что поглядеть... Что касается посетителей вроде вас, то как вам сказать. Могло быть и больше".
Она уставилась на меня, у нее были мертвенно-черные глаза без зрачков.
Мне стало как-то не по себе, я возразил:
"Прошу прощения, princesse1, я тоже в некотором роде турист".
Старуха подняла брови.
"В самом деле? Мне кажется, вы ошибаетесь. Что же вас привело сюда?"
"Вы только что сами сказали. Поглядеть".
"Так, так. Поглядеть, - сказала она, кивая. - Между прочим, здесь много ваших коллег. Я хочу сказать - которым, как и вам, только здесь и место..."
В эту минуту из коридора выступило шествие.
Впереди шагал циклоп-мажордом, теперь он был в белом, в белых перчатках, на голове накрахмаленный колпак, из чего следовало, что он исполнял одновременно обязанности шеф-повара. Сразу же скажу, что он исполнял их отменно. На вытянутых руках шеф нес на подносе овальное блюдо под серебряной крышкой. Следом за ним шел худенький, бледный, очень красивый мальчик в опрятном черном костюмчике, в коротких штанишках и черных чулках, нес второй поднос. За мальчиком двигался некто высокого роста, тощий, без всякого выражения на лице; я говорю, на лице, но у него и лица не было, так, что-то неясное. Этот персонаж катил перед собой столик-тележку.
Компания расставляла бокалы, тарелки с вензелями, соусники, раскладывала приборы и салфетки, в центре был водружен огромный, как баобаб, канделябр. С некоторым ошеломлением взирал я на пиршественный стол; хозяйка гостеприимно обвела трапезу пухлой рукой в кольцах.
"Надеюсь, вы отдадите должное... Наша кухня унаследовала секреты этрусков".
Спрашивается, какая может быть особенная кухня на островке размером с воробьиный нос. И при чем тут этруски? Я поблагодарил, для начала выпили по рюмке чего-то зеленого и жгучего. Была предложена легкая закуска: пикантный пирог, омлет с трюфелями и торт из овощей. После чего домоправитель разлил по бокалам вино цвета грозового заката и поднял серебряную крышку.
"Coniglio arrasto alla ligure!" Это был жареный кролик по-лигурийски. Мы подняли бокалы.
"Поздравляю с прибытием".
В своем углу доберман по имени Черберо, которому повязали вокруг шеи белый фартук, с увлечением хлебал что-то из глиняной миски.
"Ну как?" - несколько свысока осведомилась хозяйка.
Я объявил, что давно уже не ел такого вкусного coniglio по-лигурийски.
"А вы уверены, что вам вообще когда-нибудь приходилось пробовать это блюдо?"
Мальчик бегал вокруг стола, убирал тарелки, ставил чистые. Явилось вино цвета северного сияния.
"Вы, конечно, думали, что никто здесь не интересуется литературой. С одной стороны, вы правы..."
"Abbachio alla romana!" (Римский молочный барашек под соусом.)
Человек с лицом без лица, занявший пост перед аркой, зычным голосом объявлял перемены, обращаясь, скорее, к кому-то в коридоре, чем к сидящим за столом.
"Сильвио, не так громко... - попросила госпожа. - Да, вы правы. Для быдла, которое именует себя цивилизованным обществом, больше не существует ни Вергилия, ни Данте, ни Шекспира. Для него и вы не существуете... Ничего не поделаешь. Нужно выбирать: или демократия - или культура".
"Cima alla genovese!" (Фаршированный ягненок по-генуэзски.)
Вспомнилось, что я с утра ничего не ел. Утро казалось очень далеким. Проглотив первый кусок, я счел уместным заявить, что давно не отведывал такого чудного молочного барашка и такого восхитительного фаршированного ягненка.
Старуха вытерла увядший рот салфеткой.
"Не могу утверждать, что чтение ваших произведений доставило мне безусловное удовольствие. Но, - она подняла палец, - возбудило интерес. А это уже кое-что значит, не так ли? Давайте поговорим о вас".
"Обо мне?"
"Боже мой, о ком же еще. Мне известна ваша биография... в общих чертах".
"Saltimbocca alla romana!" - вскричал сухопарый герольд. (Рулет по-римски с ветчиной и шалфеем.)
"О! - сказал я. - Обожаю рулет".
"Подытожим в двух словах... Мне известно, что вам не было пятнадцати лет, когда вы сбежали от домашних. Вас нашли в южном городе, в гавани, где вы пытались уговорить какого-то капитана дальнего плавания помочь вам бежать за границу. Он оказался порядочным человеком... Верно?"
С полным ртом я кивнул, не имея возможности что-либо сказать.
"Через год вы снова ушли от родителей. На этот раз окончательно... Путешествовали с геолого-разведочными партиями - род легального бродяжничества в вашей стране. Далее, я достаточно осведомлена о вашей неописуемой сексуальной жизни. За то, что вы были неразборчивы, вам, простите за откровенность, приходилось расплачиваться, и не раз. Сколько у вас было женщин?"
"Я не считал".
"Напрасно. Ваш соотечественник Пушкин составил свой донжуанский список. Там были знатные дамы и крестьянские девушки".
Я забормотал:
"Друзья! не все ль одно и то же: забыться праздною душой в блестящей зале, в модной ложе или в кибитке кочевой?"
"Что это?"
"Пушкин".
"И о чем же он говорит?"
"Он говорит, что, когда дело доходит до дела, все женщины одинаковы".
"Ваш великий поэт - циник. A votre santй...1"
"Arrosto di vitello al latto!" (Обжаренная телятина в молоке.)
Внесли нечто источавшее упоительный аромат. Разлили коралловое вино. В своем углу Черберо аппетитно хрустел чем-то твердым.
"Так как вы писали стихи, не будучи официальным поэтом, следовательно, не имея соответствующего разрешения, вас сослали, может быть, вы напомните мне - куда. Полагаю, что вам следовало бы поклониться тирану в ножки, ведь благодаря ему вы сделались знаменитостью... Кончилось тем, что вас заставили покинуть родину. Вы были счастливы. Вы были безутешны. Вы давали интервью направо и налево... Помнится, на вопрос, что такое отечество, вы ответили: место, где вы не будете похоронены. Надо признать - как в воду глядели... А когда кто-то пожелал узнать, как вы чувствуете себя за границей, вы сказали: чужбина не стала родиной, зато родина стала чужбиной. Позвольте вас спросить: где вы вычитали это изречение?"