— Сказали мне, что ты императорский стратег?
— Истину сказали.
— И вместе с тем — посол?
— Нет, достойный предводитель, не вместе с тем. Сейчас только посол.
— Почему так? Почему с легионами вышел против меня?
Чувствовал, злорадствует Баян, однако не стал отвечать тем же. Прикинул в уме, чем закончится ромейское посольство у аваров, если даст сердцу волю, и признал целесообразным свести на шутку.
— Потому что множество нас, стратегов, у императора, а легионов мало.
Каган воспринял по-своему и убрал бодряще-веселый вид.
— Это мне нравится. Ей-богу, чуть ли не впервые встречаю посла, который не скрывает истины. Поведай тогда, муж достойный, с чем пришел к нам?
Коментиол не переставал выдавать себя за добродушного.
— Да все с тем же. Василевс расстроен несогласием между империей и аварами и хочет знать, почему это произошло, как могло произойти? Вон, сколько лет жили в согласии и взаимной выгоде, сколько супостатов угомонили, соединяя силы. Теперь — раздор, каган поднял турмы и повел их против повелителя и благодетеля своего, императора Византии. Почему так?
Те, которые знали Коментиола, знали и то, что в велеречивости ему не откажешь. Если не останавливать, будет говорить и говорить. Но на этот раз и он вынужден был умолкнуть: кагану не понравилось что-то в речах его.
— А император не знает, почему произошел раздор?
— К нему всякое доходит, — уклонился Коментиол и не стал говорить то, чего ждал Баян. — Потому и прислал нас, послов своих, чтобы услышали причину раздора из уст твоих.
— Мог бы и не слать, если так. Элпидий заметил: Коментиол заколебался, пора прийти на выручку, и не замедлил подать голос.
— Мой советник и друг в делах посольских не все тебе сказал, предводитель. Мы не только затем встали перед твои глаза, отнимая у тебя время, чтобы узнать причину раздора. Нас прислали сюда положить конец несогласию и походу, который вызвали разногласия. Ну, а кто, обладая такой значимой обязанностью, начинает разговор с конца? Должны знать, прежде всего, причину раздора.
Баян все еще ворочался, видно, тесно ему в его великоханском кресле.
— Если думаете о мире с нами, и предпочитаете вести о том переговоры, — отчеканил слово в слово, — пойдите сначала к своему императору и спросите, до каких пор он будет издеваться над нами самым бессовестным образом. Или мы не вели переговоры уже и не раз, не заключали договор на мир и согласие? А где то, о чем вы клялись на кресте? Почему каждый раз отступаете от обещанного? Юстин Второй хоть откровенный был. Тот так и сказал: «Радуйтесь тому, что живете на нашей земле, и не подать ждите от нас, а лишь то, что дают всякому рабу за верную службу». Тиверий же и Маврикий обещали одно, а делали совсем другое. И прежде, и сейчас. До каких пор будет это? О каких переговорах может идти речь, если вы — клятвопреступники? Кто ходил на склавинов, когда те вторглись в земли империи стотысячной ратью и прошли с мечом и огнем до самой Фессалоники? Кто заставил их бросать нахапанное и убираться восвояси? Мы, авары. А чем отплатила нам за то империя? Не только обещанных ста тысяч, восьмидесяти не платит уже какое лето. Что остается делать нам, аварам, когда с нами обращаются, как с последними рабами? А одно: прийти и взять свое силой.
— Достойный! — видно было, Элпидия не испугали, наоборот, порадовали резоны кагана, и он не только сам подался вперед — руку протянул, будто для братания. — Если это и все несогласия, то стоит ли нам ломать друг о друга копья? Империя в большом затруднении, это правда, фиск ее сильно опустел, но не настолько, чтобы не заплатить каких-то сто тысяч.
— Не сто, а триста! Вы уже третье лето водите нас за нос.
— Пусть триста. Империя вон, какая, найдет, где взять.
— Великий воин! — вырвался со словом и Коментиол. — Если ты поверил мне раз, поверь и второй: согласие возможно. Разве император не поймет, если я приду и скажу ему: сдержим обещанное — и сече с аварами будет положен конец. А еще такое скажу: на поход против них пойдет вдвое, а то и втрое больше, чем на мир. Платим обещанное — и все.
— Надо бы раньше думать так.
— Должны, но что поделаешь, когда забот вон сколько, а император один. Все надеялся, что как-то уладится. Наступит мир с персами — объявятся солиды, а объявятся солиды — и с аварами расплатится. Когда дошло до битвы, теперь иначе мыслит, ей-богу. Как один из послов его, предлагаю прервать переговоры на то время, пока я буду ездить и уговаривать императора. Уверяю тебя, достойный, этой договоренностью положим конец размолвке. Раз и навсегда.