— Что Ребб тебе сказал?! — спросил он, словно выстрелил. Его серые глаза бешено сверкали.
— Ну, он просто... Скажем, просто болтал разное... — Хопалонг сделал неопределенный жест рукой.
Хопалонг спустился с крыльца и пересек двор. Душа его ликовала. Теперь-то он их заставил призадуматься! Гофф, насколько ему было известно, сейчас играл в карты в Клифтоне, Джонни Ребб шлялся где-нибудь, а что до часового из хижины на Среднем притоке, то Хопалонг не сомневался, что тот еще долгое время будет страдать бессонницей.
Вспомнив о Джонни Реббе, Хопалонг поначалу мысленно отмахнулся от него, — что, мол, в нем особенного, разве что кривые, торчащие в разные стороны зубы в какой-то мере делали его внешность запоминающейся... Но затем, сам не зная почему, он стал все чаще возвращаться в своих мыслях к кривозубому парню. И это его настораживало... Где-то в глубинах сознания гнездилась настойчивая мысль: Джонни Ребба ни в коем случае нельзя сбрасывать со счета. Эта неотступная, ничем не объяснимая мысль, ни на минуту его не оставляла.
Вскочив в седло, Хопалонг направился на северо-восток, стараясь выбраться на тропу у Индейского ручья, главную дорогу, ведущую в Хорс-Спрингс. По пути он внимательно оглядывал местность, время от времени останавливался и сворачивал с дороги — с тем чтобы проверить не следят ли за ним. Поначалу он никакой слежки за собой не замечал, и только после третьей остановки ему удалось заметить своего провожатого. Тот ехал примерно в полумиле от него и находился только на подступах к каньону, по которому бежал Средний приток.
Пустив лошадь вниз по тропе и вскоре оказавшись на самом дне каньона, Хопалонг решил начать непростой подъем по противоположной стороне. Он направился вверх по скалистым уступам — решиться на это было бы совсем не просто, окажись сейчас под ним другая лошадь. Добравшись до реки, Хопалонг заехал в воду недалеко от берега и направился в сторону другого каньона, следуя вдоль тропы, идущей по берегу. Проехав по воде около двух миль, он наконец увидел вход в каньон.
Хопалонгу все больше и больше нравилась лошадка, одолженная ему Тэтчером. Умное животное ко всему прочему обладало еще и природным чутьем — безошибочно отыскивало безопасный путь.
Совершая восхождение со дна каньона, где протекал Средний приток, Хопалонг с замиранием сердца следил за изгибами горной тропы, и при этом добрую половину пути ему приходилось преодолевать таким образом, что одна его нога то и дело задевала за отвесную стену скалы, в то время как Другая висела над пропастью. Но лошадь Тэтчера преодолевала этот опасный путь с такой легкостью, словно ее вывели в парк на прогулку.
Стараясь держаться поближе к деревьям и зарослям кустарника и избегая дорог, Хопалонг уверенно продвигался на запад. Ему удалось пересечь каньон Ручьев, так никого и не встретив. Окружавшая его местность становилась все более дикой, а горы на западе поднимались все выше; вершина этих гор-великанов четко вырисовывались на фоне безоблачного неба. Даже еще не доезжая до них, Хопалонг видел, насколько они неприступны. Но заметнее всего были три вершины. Хопалонг уже слыхал о том, что все они поднимаются на высоту более десяти тысяч футов и что самая северная из них называется Лысая-Гора-у-Белой-Речки. Он нашел небольшую ложбинку, поросшую травой, и устроил там привал.
Привязав лошадь к дереву, Хопалонг разложил небольшой костерок из сухих веток таким образом, чтобы даже тоненькая струйка дыма рассеивалась меж сосновых игольчатых ветвей. Приготовив обед на скорую руку, Хопалонг поел и тотчас же заснул, завернувшись в одеяло. Когда Хопалонг проснулся, стрелка его часов показывала начало одиннадцатого.
Быстро скатав постель, он снова оседлал лошадь и приторочил скатку к седлу. Почувствовав на себе седока, лошадь недовольно выгнула спину.
— Да не переживай ты, — ободряюще прошептал ей Хопалонг, — уж можешь мне поверить, будет куда лучше, если ты побережешь силы до следующего привала.
Около часа ушло у него на то, чтобы преодолеть шесть миль, отделявшие его от ранчо Джордана. Подъехав к усадьбе, Хопалонг остановился за теми же деревьями, которые послужили ему укрытием и утром.
Воздух был чист, свеж и холоден, как студеная родниковая вода. Вдыхая полной грудью, Хопалонг наслаждался, упиваясь этим воздухом, щедро напоенным запахами хвои и древесного дыма. Во всех окнах горел свет. Какое-то время он выжидал, заново изучая обстановку. Затем подобрался поближе и, протиснувшись в узкую щель между стойлами и бараком, где жили рабочие, осторожно заглянул в окно. Энсон Маури дремал, растянувшись на койке, а его напарник, худой, долговязый парень сидел за столом и раскладывал пасьянс, изредка поглядывая на дверь. Хопалонг ждал, напряжено прислушиваясь.
— Слышь, Энс! Да проснись ты! Что у нас здесь сегодня случилось? Куда все подевались?
Маури вяло пробормотал сквозь сон:
— Кэссиди приезжал. Это тот, который Баркера пришил.
— Прямо сюда?
— А то! Видел бы ты, как его здесь принимали! Словно родного богатенького дядюшку! Мне вообще временами казалось, что у нас тут все свихнулись. — Маури приподнялся и принялся сворачивать самокрутку. — Мне лично кажется, что пора уже отсюда уматывать.
— Да ты что?! Ведь подумай, у тебя же такого козырного места, как здесь, сроду не было! Кормежка — отменная, платят еще лучше, а работать — почти не заставляют... Мне, например, наплевать на этого Кэссиди. В конце концов, это головная боль Спарра. Вот пусть сам босс им и занимается.
— Может, ты прав.
— Или Джонни Ребба пусть озадачит...
— Ребб? — Маури презрительно фыркнул. — С чего это ты взял, что он такой крутой?
— Да все с того же! Ты-то сам хоть раз видел его в деле? — Длинный оторвался от карт. — Поверь мне, как своему другу, Энс. И смотри, не вздумай задирать его. По ловкости с этим длинноносым щенком ни один из наших не сравнится.
— Да пошел ты!.. — Маури пребывал в скверном расположении духа. Он поднялся с койки. — Ты что, рехнулся?! Тебе-то откуда знать?
— Помнишь, — длинный повернул к Маури свое скуластое загорелое лицо, — я был тогда вместе со всеми в Мак-Келлане. Все мы тогда порядком перетрухнули... Все, но только не Ребб! Он был холоден как лед, ничего его не волновало. — Немного помолчав, длинный добавил: — Ведь это Ребб убил Дюка Брейннина.
— Как? — Маури явно смутился. — Он?..
— Да, вот так-то. Я ведь с самого начала знал, что это его рук дело. Они с Брейннином крепко повздорили по дороге в Юту. Я точно не знаю, но по-моему, Ребб завелся оттого, что ему показалось, будто у Брейннина есть хоть какие-то друзья, а у него, у Ребба, совсем никого. Вот и получилось так... Я появился там через несколько минут, и ребята сказали, что шансов у Брейннина не было...
Энсон Маури был явно озадачен. А Хопалонг, по-прежнему стоявший под окном, подумал о том, что подобные сведения полезно получать заранее. Опытных стрелков все знают, но вот такие, как Джонни Ребб, могут представлять опасность.
— Странно, что он никогда об этом не рассказывал. А ты уверен?
— Я ведь сам там был. Конечно же, уверен. Просто этот Ребб не любит болтать языком.
— А босс об этом знает?
— Босс? Мне кажется, что нет.
— Тогда Реббу повезло. Босс ведь одно время дружбу водил с покойным Дюком Брейннином.
Маури снова уселся на кровать и, затушив сигарету, бросил окурок на пол и раздавил каблуком.
— Ну ладно, а теперь заткнись и дай мне поспать. В час разбудишь.
— А в двенадцать не хочешь?!
Картежник собрал со стола карты, перетасовал их, снял колоду и снова принялся раскладывать пасьянс. С койки же вновь послышалось похрапывание Маури. Длинный обернулся и бросил неодобрительный взгляд в его сторону.
— Да что же это такое! — проворчал он. — Опять дрыхнет!
— Ну и что? — ответил ему тихий голос. — Хочется ему, так и пусть спит, не буди его.
Изумленный картежник в испуге обернулся; рука его, потянувшаяся было к рукоятке револьвера, вмиг онемела. В комнате, слева от двери, стоял Хопалонг Кэссиди с кольтом в руке.