Лале улыбнулся.
– Что вы, нельзя на меня привороты. У меня целибат.
Ольжана расхохоталась.
– Мне жаль, Лале, но мне даже нечего вам рассказать. Я проста, как господарский грошик.
– Неужели? – Он смотрел не на неё, а на смеркающееся небо, но, казалось, был полностью вовлечён в разговор. – Вы упомянули, что учились у лесного колдуна. А теперь вы при дворе госпожи Кажимеры.
– И смыслю в её искусстве не больше, чем девочки-подростки.
– Говорят, – произнёс Лале мягко, – что самоуничижение – высшая форма гордыни. Я кое-что знаю о чародеях, госпожа Ольжана. Я слышал, что вы сбежали от своего прежнего учителя, и сдаётся мне, это требует определённого… мастерства: обвести вокруг пальца колдуна Драга Ложи.
«И определённого склада характера», – дополнила Ольжана мысленно. Не это ли читалось между строк?
Ольжана, как и её учителя, всегда признавала, что не хватала звёзд с неба в чародейском ремесле. Но до появления Сущности она считала себя разумной молодой женщиной. Неглупой, осторожной, умеющей добиваться своих целей.
– Мы успеем до темноты? – спросила она вместо ответа.
Лале оглянулся на неё с удивлением.
– Да, пожалуй.
Она глубоко вздохнула. Раз спросили, будет честным рассказать.
– Наверное, при дворах это считается предательством. – Ольжана перекинула через плечо толстую косу, задумчиво потрепала кончик. – Йовар думал, что я останусь в его тереме, а я сговорилась с его соперницей за его спиной.
Над кибиткой проплывали облака – подсвеченные закатным солнцем и лохматые, как чудовища.
– Может, вы знаете, Лале: ходят слухи, что Сущность из Стоегоста – дело рук Йовара, взбешённого моим побегом. Но кем бы он меня сейчас ни считал – предательницей или плутовкой, унёсшей с собой тайны его двора, – я отслужила ему обещанный срок, все восемь лет, которые он потребовал у меня, когда выкрал моего брата.
Ольжана сощурилась.
– Я жила в его доме, я выполняла его поручения, я терпеливо сносила несправедливости и жестокие уроки – все восемь лет, и ни днём меньше. Может, он и надеялся, что я останусь при его дворе, как другие. Но если уж я, добившись его доверия, и обещала что-то кроме – взамен на потаённые знания и терпкую ворожбу, – то мои слова не были подкреплены чародейской клятвой. И значит, они ничего не стоили.
Повисло молчание. Только цокала лошадка, под её копытами хлюпала грязь – и слабый ветерок шелестел придорожными кустами.
– А говорите – просты, как грошик, – произнёс Лале с лёгким смешком. – Не беспокойтесь. Мы скоро приедем.
Приехали они затемно. Оконца постоялого двора горели уютным светом, из трубы валил дымок. Ольжана спрыгнула на землю и с наслаждением потянулась.
– Глядите, – сказала она устало-весело, обводя двор рукой. – Здесь хватит места и для вашей кибитки. Давайте попросим кого-нибудь её посторожить.
На удивление, Лале потупил взгляд и сказал, что намеревался заночевать прямо в кибитке, чтобы её не ограбили; слишком уж там много книжек и дорогого ему барахла. А вот Ольжане следует побыстрее снять комнату и спрятаться от чудовища в доме – как наставляла госпожа Кажимера.
– Вы с ума сошли, – поразилась Ольжана. – Где же вы будете спать? На этой скамеечке?
– Да я привык.
– Вам что же, совсем себя не жалко? – Ольжана упёрла руки в бока. – У вас есть лишняя спина? А может, среди ваших рукописей и нога запасная завалялась? Нет, так совершенно не пойдёт. Вас втянули в это дело из-за меня, и пока есть возможность, будете спать по-человечески. Не беспокойтесь, госпожа Кажимера оставила мне денег, хватит на комнату и вам.
Лале сказал, что деньгами на путешествие не обделили и его, и Ольжана кивнула.
– Тем лучше. За щедрое вознаграждение и сторожить будут охотнее.
Лале поспорил для виду, но не слишком усердно: должно быть, он признавал, что ему и вправду будет лучше спать в постели, а не на жёсткой лавке. Он уложил вещи у полога в одном только ему ведомом порядке, чтобы сразу заметить, не залез ли кто, и направился на поиски сторожа.
Ольжана метким взглядом заметила, как в его руке блеснула золотая монета, вытянутая из поясной сумки.
– Вы что? – воскликнула она, преграждая Лале путь. – Нельзя давать так много. Вы явно очень цените свои книжки, но кажется, вы очень устали с дороги и не понимаете, что делаете. Уберите.
Она заправила за ухо выбившуюся прядь.
– Если дадите сторожу столько, – зашептала она, – он решит, что вы страшно богаты – не станете ведь ему объяснять, что вас одарила могущественная колдунья. И сам же заберётся в вашу кибитку. Сребреника более чем достаточно – обещайте ему столько же, если утром найдёте вещи нетронутыми.