И скользнула вперёд, к Уршуле.
Юрген похолодел. Он встретился взглядом с такой же непонимающей Бойей.
На лицо Йовара легла тень.
– Ольжана, верно? – Ляйда спросила это будто у всех одновременно. – В этом, конечно, есть её вина, но теперь она – главная цель чудовища. Хотя мы все понимаем…
Ляйда зашагала из стороны в сторону.
– Кто бы ни создал Сущность из Стоегоста, – шаг, шаг, поворот, звон колокольчиков в косах, – он сделал это совсем не для того, чтобы уничтожить твою бывшую ученицу, господин. Вернее, не только для этого.
Йовар снова опёрся о колени, расставил локти.
– Что ты имеешь в виду?
– Наша госпожа, – подала голос Уршула, – усмотрела в этом оскорбление себе и угрозу всему своему двору.
Йовар медленно огладил бороду.
– Что ты ещё принесла от неё?
Будто уже знал, чего ждать.
Уршула достала из-за пояса узорное перо сипухи.
– Моя госпожа считает, – произнесла она тоном, похожим на извиняющийся, – что ты приложил руку к созданию чудовища.
Она выпустила перо. Закачавшись в воздухе, оно мягко опустилось на пол и вспыхнуло золотыми искрами.
Когда чары развеялись, Юрген разглядел на полу знак – витиеватые буквы, вписанные в круг из согнутой, переломанной в одном месте стрелы. Это он тоже видел в книге про Драга Ложу – послание, которое другие чародеи отправили Нимхе, главе пятого, ныне уничтоженного двора.
– Что это? – зашипел Якоб ему на ухо. – Что это значит?
Конец, предположил Юрген.
Он поднял глаза на Хранко, белого как молоко.
– Это объявление войны, Якоб, – произнёс Юрген одними губами. – Всем нам.
– Моя госпожа вызывает тебя на суд Драга Ложи, – сказала Уршула, – когда другие чародеи согласятся явиться в Тержвице и на время снять чары, удерживающие тебя в лесу.
Йовар смотрел на знак не моргая. От линий, прожжённых в полу, отлетали частицы, похожие на хлопья золотой золы.
– Вызывает меня одного?
Уршула склонила голову.
– С твоими ближайшими учениками.
Йовар вперил в неё тяжёлый взгляд.
– Скажи Кажимере, что я не имею никакого отношения к этому чудовищу. Мои ученики – тем более.
– Это будут решать в Тержвице, господин, – произнесла Ляйда серьёзно. – Нечего беспокоиться, если на тебе нет вины.
Йовар резко поднялся, и чародейки отступили на пару шагов.
– Скажи ей, – потребовал он у Уршулы, – что я не позволю поступить с моими учениками так, как поступили с учениками Нимхе.
– Господин…
– Я, – прогрохотал Йовар, – не создавал никакое чудовище, и мой двор никогда не повторит судьбу двора Нимхе. Уяснили?! – Он сжал кулаки. – А теперь убирайтесь!
Трапезную тряхнуло так, будто весь терем подпрыгнул. Окна распахнулись. Снаружи поднялся ветер – он завыл и зарычал, как невидимый зверь.
– Вон, – уронил Йовар с ненавистью.
Дважды ему повторять не пришлось. Чародейки обернулись – и вылетели птицами из дома.
Йовар взмахнул рукой, и скамья, на которой он сидел, с оглушительным треском ударилась об стену. Со столов полетели горшочки с сухоцветом. Дверь раскрылась так, что едва не слетела с петель.
– Хватит! – крикнул Юрген. – Йовар, перестань!
Воздух в трапезной закружился – вместе с ветками сухоцвета, пылью, черепками горшочков, частицами чар госпожи Кажимеры. Юрген прыгнул к Йовару и, кое-как изловчившись, ухватил того за плечи.
– Успокойся, – потребовал он.
Йовар посмотрел на него пустым взглядом.
Дзин-нь. Хр-рясть. Разбитые горшочки повалились на пол.
Йовар вполсилы оттолкнул от себя Юргена и покачал головой.
– Ты просто не понимаешь, – проговорил он неживым голосом, – что сейчас начнётся.
Глава IV. Недобрые люди
Вчера они не смогли найти постоялый двор и заночевали прямо в кибитке Лале. Ранним утром остановились у речушки, чтобы умыться – Ольжана предпочла бы баню при корчме, а не холодную весеннюю речку, но что есть, то есть. В конце концов, Ольжана была северянкой, не её уж пугать холодом. Поэтому она нырнула, решив не возиться с огнём и небольшими кадками нагретой воды.
На противоположном берегу стоял лесок. Он шумел ласково и умиротворённо. Над водой висел туман – молочный под сизо-розовым небом; казалось, будто плывёшь в облаке. Ольжана выбралась на камень и принялась одеваться.
От дороги её закрывала кибитка Лале. Сам Лале, уже искупавшийся, сидел с обратной стороны кибитки и готовил еду – раньше этим занималась Ольжана, но сегодня он вызвался сам. В путешествии с незнакомым мужчиной было мало удовольствия, но Лале вёл себя учтиво – держал расстояние и безропотно сворачивал с большака к воде, если Ольжана его просила. А просила она часто – такие были дни. Мыться и стираться приходилось наспех – чем больше они проезжали днём, тем дальше оказывались от Сущности из Стоегоста. Нынешнее утро было единственным, когда Ольжана позволила себе собраться, не торопясь как на пожар, – да и то потому, что они с Лале проснулись затемно.