Оба товарища последовали примеру старшего и без лишних слов бросились на нападавших. Не прошло и двух минут, как я уже спокойно восседал за столом своих новых друзей и уплетал куски жареного каплуна. Противников же наших и след простыл, по крайней мере, тех, кто еще мог передвигаться без посторонней помощи. Двое же навсегда потеряли интерес к грабежу и разбоям, упокоившись у очага.
— Не знаю, как вас и благодарить, — начал я. — Не пойму только, за что меня хотели схватить…
— Я слышал, что ты интересовался замком Бельского, — произнес чернобородый.
— Да. Ну и что? — пожал я плечами, на секунду оторвавшись от жирного куска.
— Этого не следовало делать, потому… — мой спаситель не договорил. — Впрочем, пора отсюда уносить ноги! Чую, скоро тут станет слишком жарко! Наверняка эти крестовые черти побежали за подмогой. Нам лучше убраться из города до наступления темноты подобру-поздорову! А по дороге я расскажу тебе все, что знаю о замке…
Через несколько минут мы были уже возле городских ворот, закрытых на ночь, но стоило только чернобородому что-то прошептать старшему стражнику, как тот тут же приказал выпустить четверку всадников из города. «Ого, — подумалось мне о русиче, — а ведь этот вояка — не простой искатель приключений, раз от одного его слова распахиваются любые двери…»
Когда факельные огни стражи затерялись где-то позади и ночь окутала нас со всех сторон своим покрывалом, спаситель мой произнес:
— Надо переждать. Пусть взойдет луна. Будет сподручнее ехать.
— Так и сделаем, господин сотник, — в один голос ответили оба его друга.
— Ну, ты хочешь знать, что стало с замком пана Бельского? — помолчав, спросил у меня сотник.
— Просто умираю от любопытства… — признался я.
— Его захватили крестоносцы, — сказал чернобородый воин то, о чем я и сам уже начинал догадываться, но ещё не хотел этому верить.
— Как же так? У нас же нет войны…
— У этих собак и в мирное время одно на уме — как бы пограбить… Короче говоря, путем судебных тяжб и подложных документов крестоносцы выжили обитателей, а затем уничтожили и сам замок. Вот и все, мне известное. Тебя же хотели задержать только потому, что чего-то они там не нашли и очень нуждаются в человеке, который хорошо знаком с замком и его окрестностями.
— Зачем им это? И стен-то не осталось… — снова пожал я плечами и развел руками.
— Не знаю. Прежде красивое и величественное было сооружение, — с сожалением вздохнул чернобородый.
— Но и оно развеяно в прах… — я в свою очередь испустил тяжкий вздох.
— Это еще раз доказывает бренность земной красоты и величия. Только Божья душа бессмертна, — объявил воин.
— Так проходит земная слава, — тихо пробормотал я, продолжив мысль своего спасителя.
— Что? — не понял сотник.
— Нет, ничего! Это я так, про себя…
Не согласиться с последним изречением сотника было просто не возможно».
(Из записок лейб-медика польского королевского двора пана Романа Глинского).
Глава 2
РУСЬ. КУПЕЧЕСКОЕ СЧАСТЬЕ
(1620 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА)
На столе оплывала высокая желтая свеча из воска. Статный человек, сидевший за грубым дощатым столом, посмотрел на свое смутное отражение в половинке расколотого венецианского зеркала.
— Книга, — прошептал он слово, ставшее для него в последнее время магическим. Это слово вызывало бурю страстного, не знающего удержу желания, которое налетало на него и закручивало.
Иногда до человека доходило, что он слишком глубоко завяз в этом деле и зря посвятил всего себя без остатка ему, а мог бы, положив усилия на иное, достичь в жизни многого. Но ему и многого мало. Ему нужно было все и по возможности сразу. Огонь алчности просто испепелял его.
Сколько лет продолжалась эта погоня! Сколько сил потрачено! Скольких людей пришлось сменить, как загнанных лошадей, на пути! Скольких он обманул и предал! Но погоня за книгой виделась ему чем-то большим, чем просто благом для себя. Иногда мнилось, что он сходит с ума. В такие моменты человека даже не интересовало, во имя чего все делается. Его влекло одно — достижение цели. А дальше? Далеко он не заглядывал, но знал: после достижения цели всегда появятся новая. И это — сама бесконечность…
Человек обернулся и посмотрел на почерневший от времени образ в красном углу избы. Под ним горела лампадка. Спаситель взирал как-то мрачно, напоминая о том, что давно было забыто — о сострадании, заботе о бессмертной душе…
— Истоптана душа-то. Испоганена.
На миг накатила грусть, но ее тут же смыла привычная мутная ярость. Все будет так, как задумал он. Все будет, как задумал Роман Окаянный!