— Да они же всегда готовы, пан Ян! Вот увидите, как заверещат гербовые, когда в их изнеженные тела вонзятся каленые наконечники наших стрел!
— Заверещат… — задумчиво повторил хрипловатый бас, принадлежавший, по-видимому, начальнику хоронившихся под деревьями воинов. Ну и пускай себе верещат, холера ясна!
— Об одном прошу, пан Ян. Вы и сотник, ради христа, не высовывайтесь! А то, не ровен час, эти крыжаки вас признают, тогда все дело насмарку.
— Не бойся, верный друг! Вы и без нас с десятком гербовых и их недоношенным хозяином справитесь!
— Едут! Едут! — раздался упреждающий голос с самого высокого дерева.
Услышав этот голос, путник, закутанный в черный плащ странствующего монаха, вскочил на ноги и быстро спрятался за валуном. Сделал он это не зря, поскольку через мгновение услышал тяжелый намет закованных в железо коней и бряцание боевых доспехов кнехтов и их господина — одного из рыцарей Тевтонского ордена.
Рыцарь со своим ближайшим слугой ехал чуть впереди. За ним поспешало воинство гербовых, названных так из-за того, что душой и телом принадлежали своему господину и даже носили на своих плащах изображение его герба.
Все они кроме обычного оружия были нагружены ещё узлами, корзинами, мешками, из которых раздавалось беспокойное кудахтанье, повизгивание, блеяние всевозможной живности, предназначенной отправиться на обеденный стол братьев-рыцарей из Штейнгаузенского замка-монастыря.
Но даже этот крик бедных животных не мог перебить других звуков — беспечного смеха и веселых девичьих голосов, доносившихся со стороны, где протекала река Дубисса.
У перепутного камня, за которым прятался странствующий монах, остановилась кавалькада крестоносцев.
— Ну-ка вы, двое! Узнайте, кто это там так славно щебечет! — приказал рыцарь, указав в сторону берега. — Можете даже кого-нибудь прихватить для послеобеденного отдыха!
Двое гербовых отделились от прочих и быстро поскакали к воде.
— Мой господин! — обратился к рыцарю его ближайший слуга. — По левую руку от нас находится нечестивая Эйрагольская дорога. Там, за переправой через Дубиссу, как называют её литовцы, стоит Эйрагольский замок, где очень сильный гарнизон. Потому нам надо поскорее убираться отсюда. Не ровен час, понаедут!..
— Проклятый раб! Ты кого хочешь запугать своими сказками? Да я один справлюсь с целой ордой сарацин! Пускай только сунутся! — надменно произнес рыцарь.
Тем временем двое гербовых слезли с коней и, ведя их в поводу, осторожно подкрадывались к реке, в ласковых водах которой резвились прехорошенькие девушки. Они так увлеклись своими играми, что совершенно забыли об опасности, подстерегающей всякую божью тварь на этом свете, осмелившуюся неосторожно вылезти из своей норки.
— Вон та хороша! — хихикнул рослый вояка с топорщившимися в разные стороны усами. — Ты только погляди, какие у нее бедра, будто бочонки с вином, а груди — колеса от моей повозки…
— Нет, Курт! — не согласился второй — плюгавый с широким утиным носом. — Мне больше по вкусу та, маленькая, с длинными волосенками и крохотной цыплячьей грудкой.
— Пошли! Они все наши будут!
Однако сластолюбцы не успели воплотить свои гнусные намерения в жизнь, поскольку со стороны развилки, откуда они только что отъехали, послышались удары железа о железо, храп разгоряченных коней и предсмертные хрипы людей.
— Скорее назад, Курт! Что-то случилось с нашим господином! — Гербовые вскочили на коней и, повернув назад, поскакали к месту боя.
Прибыли туда они слишком поздно, застав на месте только убитых кнехтов да разбегающихся домашних животных.
— Гляди сюда, Курт! Вот что я нашел! — прохрипел усатый, поднимая с земли большой нательный крест, украшенный драгоценными каменьями.
— Да это же!.. Бог мой! Спаси и помилуй! Скорее в замок! Надо сообщить геру командору, что наш господин находится в смертельной опасности!
Тут же раздался удаляющийся перестук конских копыт, и все снова стихло, как будто ничего и не было.
Из-за камня осторожно выглянул странствующий монах, огляделся, осенил себя крестным знамением и быстро зашагал по дороге, ведущей к Штейнгаузенскому замку, куда только что отправились оставшиеся в живых рыцарские слуги.
Однако не успел он преодолеть и двух миль от места кровавой схватки, как его глазам представилась жуткая картина: на деревянных крестах изнывали два обнаженных человека.
«О господи!» — снова перекрестился монах и заспешил на помощь страждующим. Острым ножом он обрезал веревки, которыми были привязаны мученики за святую католическую веру, вытащил кляпы из их перекошенных ртов и каждому дал хлебнуть из бутылки, болтавшейся на поясе. Последнее сразу вернуло мучеников к жизни. Первым заговорил высокий черноволосый человек со шрамом на правом виске: