Из рассказа Эксквемелина видно, что решающую роль в захвате гондурасской урки сыграли экипажи четырех каноэ, которые, скрывшись за клубами порохового дыма, смогли быстро приблизиться к борту вражеского корабля и взять его на абордаж. При этом, как обычно, основной упор флибустьеры сделали на использование ручного огнестрельного оружия — мушкетов и пистолетов.
Известно, что гондурасскую урку всегда сопровождал сторожевой паташ. В советском издании «Пиратов Америки» о нем нет никаких упоминаний. Во французском издании 1699 года сообщается, что, захватив урку, Олоне тут же отправил несколько небольших судов «на реку» (очевидно, Рио-Дульсе), чтобы взять там упомянутый паташ. На его борт должны были погрузить индиго, кошениль и серебро. Однако увидев, что испанцы хорошо подготовились к отражению нападения, флибустьеры отказались от своего намерения и ретировались.
Сражение Гийома Шампаня у берегов Кубы
В 1666 году, когда Франция вступила в краткосрочную морскую войну с Англией, французский флибустьер Гийом Шампань прославился победой над своими английскими «коллегами», попытавшимися захватить его корабль у южного побережья Кубы. Сведения об этом инциденте содержатся в книге аббата Жана-Батисга дю Тертра «Всеобщая история Антил, населенных французами» и в отчете губернатора Тортуги Бертрана д’Ожерона, датированном 20 апреля 1667 года.
«В самом начале войны, о которой никто из французов на Тортуге и на побережье Сен-Доменга не знал, — пишет дю Тертр, — у ас был здесь известный французский авантюрист по имени Шампань, который крейсировал в этих морях на фрегате «Ла Фортсон» водоизмещением около ста тонн, вооруженном восемью пушками и имевшем на борту сорок пять молодцов — как членов экипажа, так и солдат. Англичане, которых он часто посещал на Ямайке, зная его храбрость и манеру поведения и боясь испытать их на себе, решили найти его и предательски захватить, пользуясь тем, что он еще ничего не знал о разрыве между двумя коронами.
К их большой радости, они его обнаружили; поскольку он их совсем не опасался, а также не подозревал о начале войны, он летом заходил в их гавани, как делал это и раньше. Он находился тогда на [островах] Кайос в глубине залива острова Кубы, или Гаваны; когда англичане его обнаружили, они послали сообщение генералу Ямайки, который быстро отобрал 140 солдат, наиболее решительных на том острове, и посадил их на два добрых судна, дабы захватить его, как я уже говорил, или убить в сражении…
Более крупное из двух английских судов, которое было лучшим парусником и которым командовал капитан Морис, слывший среди англичан храбрецом, стало на якорь в проливе, или гирле Кайос, образовавшем своего рода гавань возле скал; в ней стоял небольшой фрегат нашего авантюриста, который, ничего не зная об объявлении войны, решил, что это был какой-то испанский корабль, намеревавшийся вступить в бой. Это заставило его выслать на разведку шлюпку с одиннадцатью лучшими солдатами, которые, приблизившись к тому английскому кораблю, увидели на нем много солдат, своих знакомых, пригласивших их подкрепиться и выпить с ними на борту судна; и, будучи достаточно наивными, чтобы поверить им, они вскоре поднялись на верхнюю палубу, где были сделаны военнопленными…
Наш авантюрист, который надеялся на скорое возвращение своих людей, из-за их задержки решил, что они были обмануты, что сей корабль был испанским или что англичанам была объявлена война И видя, что второй корабль из-за встречного ветра не может присоединиться к первому, он выслал своих лучших солдат в шлюпке, дабы вступить в весьма неравный бой, снялся с якоря и двинулся с тридцатью пятью или тридцатью шестью людьми атаковать Мориса, который перекрыл ему выход и который имел на своем корабле 78 изготовившихся [к схватке] солдат. Он сражался в течение двух часов с таким искусством, храбростью и удачей, что, видя, как кровь льется с обоих бортов, а англичане не хотят сдаваться, он первым перепрыгнул с абордажной саблей на [вражеский] корабль и заставил Мориса сдаться после того, как у него были убиты пятьдесят человек и ранены все прочие из оставшейся дюжины; а сам он в ходе этого великого сражения потерял лишь одного человека убитым и пять или шесть — ранеными.
Месье д’Ожерон и все, кто описывал мне эту битву, говорили, что они не видели ничего более мощного или более храброго в ходе этой войны.
Тем временем Шампань, видя, что его приз совершенно разбит и ни на что уже не годен, сжег его после того, как забрал с него все лучшее, и вновь привел на Тортугу свой бедный маленький фрегат, находившийся в таком состоянии, что его уже невозможно было отремонтировать. Но добрый месье д’Ожерон, дабы отблагодарить его за столь славное деяние, раскошелился и подарил ему восемьсот пиастров, равных восьмистам экю, чтобы потратить их на принадлежавший ему фрегат, и снова отправил его в крейсерство. Но когда он крейсировал и бороздил море, не встречая добычи, он сам был взят двумя испанскими кораблями».