К тому же обнаружился у него и своеобразный дар – какое-то необыкновенное чутье на правильность и грамотность письма, и красивый писарский почерк проявился. Посему шестнадцати годков Ивана взяли письмоводителем к мировому судье. Помимо прочего, освоил, как дознание по уголовным делам проводить, другие юридические премудрости – через самообразование и подсказы грамотных людей.
Женился Бойцов поздно, двадцати девяти лет. Через два года родился первенец. Потом молодая семья в поисках лучшей доли переехала в Читу. Здесь родился в тыща девятьсот девятом второй сын – Ванька, а в двенадцатом году жена принесла дочку, которую окрестили Зоей. Накануне мировой войны Бойцовы обзавелись пополнением – на свет появился Миша.
На Русско-японскую войну Бойцова не призывали: работал тогда в уездном воинском присутствии, зарекомендовал себя с полезной стороны. Но когда загремела Русско-германская, – мобилизовали в 720-ю пешую дружину ополчения, расквартированную на станции Даурия. Здесь канцелярскую полезность тридцативосьмилетнего новобранца вскоре приметили. Начальник воинской команды назначил Бойцова старшим писарем комендантского управления Даурского гарнизона.
Февральско-мартовские пертурбации семнадцатого… Гарнизон зашумел, солдатня сорвала голоса на митингах, избирая батальонные и ротные комитеты. Все нацепили красные банты, правда, вскорости поснимали, но атмосфера накалялась, росли недовольство и злость, особенно против офицерских чинов и тех, кто подле оных ошивался.
Понятно, что штабных относили к таковым. На «писарчуков» всегда смотрели косо: пером скрипеть – не на плацу или полевых занятиях стынуть. К тому же иные штабные солдатики порой без меры кичились своей привилегированностью и знанием того, что простой массе недоступно. Линейные (строевые) ополченцы, мягко говоря, зуб имели на канцелярских крыс, особенно с кончиной старых порядков. Хриплый вопль «Долой!» мог стать кое-кому и приговором.
От греха – подальше. Совершенно без оснований к тому Бойцов поддался уговорам двух сослуживцев из писарской команды: тайком укатили в Читу, домой, благо революционно митингующей Даурии ни до кого уже не было дела, дезертиры отваливали восвояси пачками. А Иван рвался к семье, осознавая, как в это смутное время он там нужен.
Устроиться в Чите удалось по своему профилю – помощником столоначальника в управлении городской милиции, а несколько месяцев, с марта до августа восемнадцатого, пока белочехи в Читу не нагрянули, Иван даже исполнял обязанности участкового начальника по 2-му участку гормилиции.
Потом Бойцов уволился – не мог он при белых в милиции работать. Политикой голова забита не была, но видеть творимый произвол и быть к нему даже косвенно причастным…
Подрядился грузчиком на дровяной извоз, пока в апреле девятнадцатого не открылась вакансия писца в Читинской уездной земской управе. Потом, совершенно случайно, встретил Иван своего бывшего даурского коменданта. Протекция последнего позволила заново поступить в воинское присутствие…
Многое вспоминалось в эту вьюжную январскую ночь нового 1921 года Ивану Ивановичу. Подумалось, что вообще-то заманчиво звучит прочитанное объявление. Хотя… Кто знает, времена нынче смутные, могут придраться к былому секретарству в семеновской воинской конторе, пусть ничего там крамольного и не было, нудная писарская работа за кусок хлеба…
Иван отщипнул нагар с оплывшей свечи, свернул из газетного обрывка и ссуженной соседом-пожарным махры цигарку. Засветив земляничкой огонька, задул огарок и вышел на темную и холодную лестницу, чтоб домочадцев смрадом табачным не травить…
А с утра закрутили неотложные заботы о пропитании семьи. Знакомый сообщил, что опять есть возможность подзаработать на железнодорожных складах, за разгрузку вагонов якобы даже мукой могут рассчитаться. Бойцов поспешил на Дальний вокзал, в железнодорожные тупики. Вернулся поздно, усталый и голодный, но крайне довольный заработанным – десятифунтовым мешочком серой муки. Жена встретила озабоченно:
– Ваня, тут до тебя приходили. Важный такой военный спрашивал…
– Военный? Важный, говоришь?
– Дюже, Ваня. При ремнях и нагане.
– А из себя какой?
– Круглолицый, в годах уже, усы щеточкой. Да! И в очках! Сказал, что еще зайдет, завтра, часов в восемь вечера…
Назавтра Бойцов вернулся домой пораньше. Весь день он не мог отделаться от ощущения, что предстоящая встреча несет в себе нечто важное и существенное для него.