Областные управления делились на уездные отделы (за исключением Забайкальского, в которое входили пять уездных управлений), а те, в свою очередь, – на участки во главе с участковым начальником милиции, которому подчинялись в каждой волости надзиратели милиции или волостные милиционеры. Вместе с тем при каждом участке создавалась пешая команда в количестве 25 младших и двух старших милиционеров. К тому же при уездных отделах числилось по старшему и младшему агенту УР – уголовного розыска.
Читинская городская милиция выглядела посолиднее. С учетом того, что Чита – город столичный, особый статус получила и милиция: выведена из подчинения начальнику Забайкальской областной милиции, напрямую подчинена Главупру. При Читинской гормилиции образовали отделение уголовного розыска, адресный стол, канцелярию начальника милиции. Сформировали и отряд конной милиции, для более спешного реагирования на разбойные вылазки. А читинское городское отделение угрозыска – вообще отдельное, самостоятельное подразделение в системе правоохранительных органов Республики. Свободные сыскари!
Самостоятельно действовали железнодорожная и водная милиции. Первая свои функции в полосе отчуждения железной дороги выполняла постоянно, а водную разворачивали за две недели до начала навигации, и действовала она на водоемах еще три недели после вставания рек. На зимнее время в водной милиции решили минимальным штатом обходиться – по потребности охраны мест зимних стоянок судов. И так – до до весны, до ледохода.
Структура – это хорошо. Но где людей брать толковых? А милицейские штаты предполагались немалые: в поселениях до 8 тысяч жителей – один милиционер на каждые 400 человек населения, если в населенном пункте жителей было больше, но не свыше 80 тысяч, то «к исчисленному составу» добавлялось еще по одному милиционеру на каждые 500 человек, а в городе с населением более 80 тысяч – один дополнительный страж порядка на каждые 600 горожан. И зачесал тут затылок новоиспеченный милицейский начальник Сокол-Номоконов. Но на то и носил он гордую приставку к фамилии, свое славное партизанское прозвище – Сокол! – чтобы ни в какой ситуации духом не падать, да еще и других бодрить.
Глава вторая
«Ввиду организации по области милиции срочно требуются знающие дело агенты милиции на должности как-то: начальников участков, их помощников и волостных милиционеров. Желающие поступить на означенные должности должны подать прошение, заверенное местным облнарревкомом, свидетельствующее о их безусловной честности и политических убеждениях. Порядок подачи прошений следующий: в г. Чите начальнику Вост. Заб. Обл. милиции, в уездах начальникам уездных милиций и в участках начальникам участковых милиций…»
– Ну, чудеса! – усмехнулся Бойцов. – Вначале со всей своей революционной беспощадностью чистки устраивают, а теперь объявлениями зазывают.
Иван Иванович Бойцов, которому не так давно исполнилось 45 лет, силой и здоровьем обделенным себя не считал, но с октября прошлого года пребывал в безработных, по закрытию вследствие реорганизации Читинского уездного воинского присутствия. Больше года он исполнял при воинском начальнике секретарские обязанности, а теперь, вот, увы…
Отложив в сторону измятый, с оторванным кем-то явно на самокрутку краешком листа, номер «Дальне-Восточной Республики», где было жирно пропечатано объявление о наборе на службу в милицию, Иван Иванович задумчиво окинул взглядом убогое убранство небольшой комнатенки. Через знакомого ее удалось задешево снять на втором этаже городского Вольного пожарного общества.
Здесь Бойцовы и расположились вшестером. За комнатенку платили мизер, но при скудном жалованьи жены Бойцова, Екатерины Ивановны, и эти гроши создавали в семейной кассе заметный убыток. Остальные копейки утекали на четверых ребятишек, старшему из которых, Кольке, неполных четырнадцать. Когда бы главе семейства с постоянной службой определиться…
Эти месяцы после увольнения Иван Иванович подрабатывал, где только мог. Поначалу удалось устроиться возчиком на дровяные подводы, потом мешки на складах ворочал… Побросала судьба за пяток последних лет.
У матери их было трое, но в шестнадцатом младших сестренок в могилу свел тиф, а вскоре умерла и мать. Сколько Иван помнил, сердцем маялась, рано схоронив мужа и оставив здоровье на красильной фабрике в Красноярске. В столицу Енисейской губернии они перебрались из родного села Сулобузинское Красноярского уезда после смерти отца. Батя в свое время образование получил немалое – окончил четыре класса церковно-приходской школы. Свои знания всемерно старался детям передать. Поэтому домашнее обучение сделало из Ивана человека вполне грамотного.