— Опять ты за своё. Я не знаю, но папеньке виднее. Он заботится за нас, и если что-то запрещает, то только ради нашего блага.
— То, что он считает благом, действительно является таковым? Вдруг он ошибается?
— Не понимаю тебя. Ты говоришь сегодня как-то странно: и за ужином, и сейчас. У тебя точно всё хорошо?
— Да всё хорошо. Просто думаю. Я же исцелился, у меня хватило сил. Может быть, этой магии можно как-то выучиться? А отец препятствует.
— Ох, Алексей, лучше не испытывай судьбу, — тон Ольги стало строгим, словно у учительницы, — я бы побоялась даже открывать ту книгу без наставника. Не понимаю, как ты не испугался? Слава Богу, что всё обошлось.
— В любом случае, мне опять запретили брать книги, и я, кажется, не скоро до них доберусь.
— И слава Богу! Так будет лучше. Я спать пойду, — сестра поднялась, — а то Софья Матвеевна ругаться будет. Спокойной ночи.
Я тоже пожелал спокойной ночи и, дождавшись, пока сестра удалится, отправился дальше бродить по дому.
Разговор оказался не очень информативным. Тёмные чары тут считались опасными и не у всех были силы, чтобы овладеть ими — вот и всё, что удалось узнать из бесед с отцом и сестрой. А ведь если магия здесь — реальна, было бы неплохо обучиться каким-нибудь фокусам. Вдруг этим можно заработать? Тем более, у Алексея получилось вылечиться, а значит, способности имелись. Но в родительском доме, кажется, все пути к постижению магических искусств, были для меня закрыты.
В дневнике тоже упоминалась данная проблема. В этом мире были две категории людей: обычные и те, кто обладает талантом, то есть, как я понял, способностью к магии. Их называли заклинателями и обучали в специализированных учебных заведениях. Алексея же отправили учиться в обычную гимназию, хотя, судя по отчаянным попыткам парня заняться тёмной магией, талант у него, скорее всего, имелся, а упиралось всё в страх отца потерять сына, возникшие после гибели его супруги. Но если я действительно что-то умею, то не пошёл бы он со своими страхами? Этот вопрос тоже следовало решить.
Из столовой я попал на лестничную площадку, ведущую на второй этаж, здесь же был проход на кухню. Убранство второго этажа даже при тусклом свете керосинки выглядело роскошно. Вероятнее всего, эти помещения служили для приёма гостей. По крайней мере, жилые комнаты тут не обнаружились.
Кухонка оказалась маленькой, душной и вонючей. От дровяной плиты до сих пор шёл жар, все углы были загромождены посудой, тазами, вёдрами и прочей утварью.
В смежной с кухней подсобке на мешках храпел бородатый мужик. Первой мыслью было, что сюда забрался бомж, но я быстро сообразил, что это — наверняка кто-то из слуг.
В коридоре имелись ещё три двери. Одна из них вела в тесную коморку с кроватью, на которой спала толстая женщина — скорее всего, служанка, подававшая нам еду. Остальные открывать не стал — сразу прошёл в сени.
На улице оказалось ещё слишком прохладно, чтобы разгуливать в одном сюртуке, и потому я вернулся в переднюю, дабы найти одежду потеплее, а заодно сменить домашние туфли на уличные.
В передней был шкаф. Открыв его, я задумался: а какие из висящих тут вещей мои?
Вот чёрная шинель с петлицами. Если отец мой — военный, то шинель эта, скорее всего, принадлежит ему. Слишком уж покрой строгий. Рядом — шинель тёмно синего цвета. На воротнике тоже имелись петлицы, на них были изображены два скрещенных пера и большая цифра «3». Похожая эмблема, только без тройки украшала каждую из серебристых пуговиц, расположенных в два ряда. На шкафу между коробкой для цилиндров и чёрной фуражкой лежала синяя фуражка с кокардой, имевшей точно такую же гравировку, как на петлицах.
Я видел эту синюю шинель впервые, но испытывал странное чувство, словно она мне до ужаса надоела. Надел. Сидит как влитая. Значит, моё. А значок на кокарде и петлицах, вероятно, указывал на принадлежность к гимназии, в которой учился Алексей.
Надев ботинки, которые больше всего подходили по ноге, я выбрался на улицу. Стояла кромешная темень, и только фонарь над дверью освещал небольшой кусок дороги. Рядом с парадным входом были кованые ворота, ведущие на огороженную забором приусадебную территорию.
Сложно было понять, насколько большим участком мы владели, но находился наш дом явно где-то на отшибе. Мимо особняка вела дорога, за дорогой росли тополя. С той стороны доносились мычание коров и собачий лай. Значит, там — деревня или село. Где-то вдалеке послышался звук едущего поезда.
Я побрёл к ближайшему перекрёстку, но и тут ничего рассмотреть не удалось: кругом — только тьма, заросли, да грязь под ногами. Тополя шумели ветками, было ветрено, зябко и тревожно. Я двинулся обратно, решив, что на сегодня прогулок хватит. Ещё дневники читать.