Гуссаковский начал активно теснить меня. Я отбил его выпады и перешёл в контрнаступление. Движения Гуссаковского были отточены и быстры, не слишком размашистые, но в то же время довольно сильные. Сразу стало понятно, что это — опытный фехтовальщик, нечета предыдущим.
Мы дрались долго, ни на чьей стороне не было ощутимого перевеса, и мне начало уже надоедать такое положение вещей.
Очередным выпадом Гуссаковский чуть не достал меня. Его клинок был нацелен мне в горло, но я вовремя отклонился. Спасла реакция. Я тут же контратаковал и сам попытался достать Гуссаковского, тот отбил два моих удара, а третий порезал ему рукав рубахи. Но кровь не выступила, и поединок продолжался.
В этот момент я, видимо, и утратил концентрацию. Гуссаковский нанёс череду сильных колющих ударов, нацеленных мне в живот и я, отбивая их, чуть не потерял равновесие. Уйдя с линии атаки, я сам начал наступать, но встретил отпор. Удар сыпался за ударом, клинки яростно бились друг о друга, я весь обратился во внимание, улавливая каждое движение соперника. На кону стояла моя жизнь.
Наши шпаги в очередной раз встретились, я сделал круговое движение, отклонив вражеский. Гуссаковский оказался открыт. В этот момент я мог проткнуть его насквозь, но убийство в мои планы не входило. Мой клинок легко чиркнул Гуссаковского по животу, и парень, вскрикнув, попятился.
— Стоп! — скомандовал Василий. — Поединок окончен.
Гуссаковский опустил шпагу, я — тоже. Но вдруг на его лице появилась еле заметная ухмылка, и мне стало понятно, что сейчас последует удар.
Только моя внимательность меня и спасла. Гуссаковски нанёс стремительный колющий удар, намереваясь проткнуть меня, и я чудом парировал его. Не обращая внимания на кровь, что хлестала из раны, Гуссаковский, словно берсерк, попёр на меня, его глаза горели яростью.
Василий кричал, чтобы мы остановились, но Гуссаковский не обращал на него внимания. Я же отбивался изо всех сил, понимая, что поединок закончится убийством. А вот чей труп останется лежать на холодном полу, зависело о моего мастерства.
Гуссаковский вошёл в раж, он яростно теснил меня, его удары стали сильнее, но медленней. И это оказалось мне на руку. Парировав очередной удар, я дужкой эфеса двинул Гуссаковскому в и так уже распухший нос. Мой недруг вскрикнул, и я, вложив корпус, всадил ему под дых свободным кулаком. Держась за живот, Гуссаковский упал на пол, а я ногой выбил шпагу из его руки. Теперь поединок точно был окончен. И что самое главное, все остались живы.
Присев на корточки рядом с Гуссаковским, я ткнул остриём клинка ему в ногу.
— Что вы делаете? — удивился Василий. — Прекратите. Поединок окончен.
— Отойдите и не мешайте, — я посмотрел на него и других секундантов. — У нас с ним осталось незаконченное дело. Где моя книга? — обратился я к Гусаковскому.
— Не знаю ни о какой книге, — процедил он, но клинок впился в плечо моему недругу, заставив того вскрикнуть. — Да уберите же его от меня кто-нибудь.
— Где моя книга? — я надавил сильнее.
— Алексей, прекратите немедленно! — Василий схватил меня за руку. — Вы что делаете?
— Он украл мою вещь, и пытаюсь вернуть её.
— Это правда? — Василий обратился к Гуссаковскому, а тот отполз и распластался на окровавленном полу. Он тяжело дышал, приходя в себя.
— Продал я ту книжку, — пробормотал он.
— Кому, когда и за сколько? — спросил я.
— Месяц назад где-то. На Сенной. Есть там один скупщик — Ванька Оглобля. Вот ему и продал за семь рублей.
— Где он? Как его найти?
— Лавка «Разные вещи» на Царскосельском проспекте. Там спрашивай.
— Деньги завтра мне отдашь.
— Отдам, — выдохнул обессиленный Гуссаковский.
Три секунданта принялись оказывать ему помощь. Пол был весь залит кровью, словно тут стадо баранов зарезали, вряд ли такое останется незамеченным администрацией, а потому следовало ждать серьёзную взбучку.
— Вы весьма искусно дерётесь на шпаге, — заметил Василий. — Было разумно с вашей стороны не убивать его.
— Еле сдержался, — усмехнулся я, вытирая руки полотенцем, которое мне дал Василий. — Ничего, что я его кулаком приложил?
— Поединок был окончен. Вы имели полное право.
— Может, позвать врача? — спросил один из секундантов. — Надо перевязать рану.