Чуток оглядится, поспрашивает Зосиму и двинет тайком в столицу. Разведает, что и как. Медда в усадьбе будет в безопасности, пусть за цветочками ухаживает. Лихой отдельно попросит Домовяку, чтобы оберегал. Происходящее настораживало, но с другой стороны, Лихой признался себе, что его жизнь стала осмысленнее. Здесь он нужнее. И никакие силы не заставили бы его вернуться к автомастерской, дружкам детдомовским и даже к СемПету. Сожаление, которое он испытывал в первые дни, растворилось без остатка.
— Зря вы утруждали себя, многоуважаемый Аверус, — Зосима говорил противным, угодливым голосом. Лихой глянул вниз, почти к самым к воротам подъехала карета, на ней Аверус недавно привез Мышку. Зосима уже стоял у ворот, кланялся в пояс. Но Лихой видел, что показная угодливость у Зосимы. — Усадьба еще не готова. Сад не обихожен.
— Заткнись. Мне решать, готова или не готова. Открывай ворота.
— Я не хозяин, ворота мне не подчиняются.
— А вышел как?
— Медея открыла.
— Зови немедленно Медею.
— Вы бы потом приехали, когда все готово будет, — юлил Зосима, а парнишка Майи вдруг заорал во все горло. Звал родителей и Медею.
— Где все? Почему не слышат? — Аверус не мог стоять на месте, метался, хлестал себя кнутом по сапогам.
— Они в саду клумбы копают, цветы садят, — пропищал малолетний засранец. — Делать им больше нечего.
Медея все-таки услышала крики, кинулась к воротам. За ней прибежали все домочадцы. Лихой надеялся, что Медда увидит Аверуса и сообразит, что пускать его в усадьбу не следует. Слал мысленно предостережение любимой, чтобы не пугалась незваного гостя. Медея сообразила, попятилась. Аверус вытаращил глаза на ее одежду, неосторожно схватился за ограду и взвыл. Отскочил, растопырил пальцы, ладони стремительно покрывались волдырями. “Так тебе, гад, — мстительно усмехнулся Лихой. — Нашелся, командир Загнеткин. Вали отсюда”.
Аверус вряд ли услышал Лихого, но свалить захотел. Только не успел. На дороге появилась еще одна карета. Большая, даже с гербом на крыше. Лихой не понял сразу, кто пожаловал, но по обиженному лицу Медды ему стало ясно, что гости нисколько не лучше Аверуса. Карета остановилась, из нее выбрались Тилемах и Орест. Последнего Лихой узнал. С какого перепуга эти притащились? Еще раз в морду захотел молодчик? Лихой запросто повторит. Тилемах с ходу схватил Аверуса за грудки, тряс и орал, что не потерпит обмана, что разрывает сделку.
— Красавица моя, — Орест обогнул отца и протянул руки к Медее. — Зову тебя замуж. Обманом Аверус увез тебя из нашего дома. Как распознали мы коварный обман, так и бросились в погоню. Иди ко мне. Вернемся домой и сыграем свадьбу. Разлучил нас, подлец. Не рассказал всей правды.
— Не рассказал, да мы не простаки, — вторил Тилемах.
— Сделка состоялась, — Аверус вывернулся. — На год сговорились.
Лихой чуть с дерева не свалился от такой наглости. Вдарил кулаком по стволу и решил показать, кто в доме хозяин. Хватит прятаться. К его женщине вздумали приставать, Лихой подобные шалости прощать не привык. Сейчас он спустится и наведет свой порядок. Мало никому не покажется. Понадобится, всех прогонит из усадьбы. Они с Меддой от чистого сердца приют предоставили и чем им заплатили добрые люди? Сдали со всеми потрохами. Вечером Лихой проведет политбеседу, а то и полный разнос устроит, укажет на дверь засланным казачкам.
— Уважаемый, — опередил Лихого Зосима. Достал из-за пазухи свернутый в трубочку листок и показал Оресту. — Бумага из управы.
— Что такое? — не понял Орест. — Ты кто? Отойди, пока не зашиб. Я приехал за Медеей и я ее увезу. Мне она предназначена.
— Нельзя увозить чужую жену, — Зосима дурашливо пожимал плечами. — Тем более, жену волка. Уходи с миром.
— Волка? Какого еще волка? Сдурел, старый? Откуда волкам взяться? Сидят в столице, нос боятся высунуть из своих крепостей.
— Сдурел, — завопил пацан. Или кто он там был. Громко завопил, повизгивал, словно подавал кому-то сигнал. Подпрыгивал и хлопал в ладоши. Хлопал, как в тот день, когда его условные родители цветок притащили с голубыми лепестками. Вот же поганец. На ребенка Лихой никогда бы не подумал.
— Чужая жена? — Тилемах встал столбом. Известие оглушило. — Что ты мелешь, старик? Не может быть. Медея на чужого и не взглянет. Она нам обязана всем. Кормили, одевали не для того, чтобы она замуж выходила за кого попало. Без моего разрешения нельзя, а я своей волей запрещаю!