— И как такое понимать прикажите⁈
Заданный самому себе вопрос завис в мертвящей тишине — старик чувствовал, что начинает медленно сходить с ума, скорее впадать в безумие…
Вот уже почти полтора века как функционируют в Сибири построенные при «царском режиме» капитальные сооружения, бывшие «тюремными замками». Правда, постояльцев в них стало намного больше — в девятиместную камеру набивают народа с «уплотнением»…
Глава 2
— Это сон… Нет, бред больного воображения… Наваждение, не иначе, такого просто быть не может…
Слова падали отрывисто, кружились по камере как сорванные ветром осенние желтые листья. Голос звучал хрипло, с прорвавшейся истеричной ноткой, уже несдерживаемой, с паническим страхом. Всякое было в жизни, но такого даже в безумном сне не приходилось зреть. И с отчаянной решимостью старик ущипнул себя за предплечье, да еще с вывертом, чтобы болью прогнать охвативший его морок.
— Бля! Твою душу, мать за ногу!
Эксперимент завершился совсем не так, как он ожидал. Нет, боль была такой, что в глазах потемнело — в аристократически тонких пальцах неожиданно оказалась немалая сила. От болезненного ощущения он красочно выругался, что в жизни делал редко — ведь матерщина есть своего рода защитная реакция организма. Где-то даже читал, что ругань своего рода защитные языческие заклинания от злых духов, своего рода «обереги». Как лекарство, к которому не следует прибегать без настоятельной нужды, иначе от него не польза будет, а голимый вред для здоровья.
— Это не морок, раз от боли не исчезла действительность, — теперь старик задумался, хрипло дышал, сердце бешено колотилось в груди. Постарался успокоиться, стал дышать медленно, тренированно, делая глубокие вдохи и насыщая кровь кислородом. И потихоньку пришел в себя, стал рассуждать здраво, прикрыв глаза веками и вытянувшись на шконке.
Так, что мы имеем на данный момент. И много, и мало, как это не странно. По божьему умыслу, или предначертанию, что сказать сложно, я оказался в чужом для себя теле. Причем, в более молодом возрасте, чем моя собственная, та, прежняя тушка. Лет так на тридцать, никак не меньше, судя по коже и прилично сохранившимся зубам. Это, несомненно, плюс, что и говорить — получил шанс на вторую жизнь, так как у булочной меня разорвало в клочья. Вот только ни хрена не понимаю, как такое получилось — о «переносе душ» приходилось читать и слышать. Особенно много рассказывали психиатры — а те в своей работе с кем только не сталкивались.
Старик хмыкнул, ему стало смешно. Ведь попадись он сейчас в цепкие лапы врачей, и расскажи им свою историю, то пожизненное содержание в одном из домов для сумасшедших ему надолго обеспечено. Причем, он не небезызвестный бухгалтер Берлага, того просто вышвырнули как симулянта, а за него возьмутся серьезно, стоит допустить малейший прокол. А последних будет много — «легенды» нет, проработать ее в настоящий момент невозможно, потому что вообще непонятно, что происходит.
Хватит ныть, товарищ полковник, тебе это не к лицу — голова работает, до маразма далековато, тело относительно свежее, вполне функциональное. Ощущение — будто тяжелый мешок с сырым песком с натруженных плеч сбросил, отдышки почти нет — сердце действует сейчас куда лучше, чем раньше. Зацепка нужна, хорошая такая зацепочка — надо понять, кто я, где нахожусь. И главное — нужно немедленно выяснить в каком времени, современностью явно не пахнет. Вот угораздило попасть, как куру в ощип. Стоять, может быть, я в камере смертников сейчас нахожусь, и до казни считанные часы остались.
Мысль отзвучала тревогой, он почувствовал, как тепло наполняет жилы. Впрыск адреналина, не иначе — так зачастую бывает в минуты опасности, хотя некоторые в таких ситуациях в ступор впадают. Но то больше от отсутствия опыта и в особенностях нервной системы — ветеранов это не касается, если только контузию не получил.
Так, начинать надо с себя, важно знать главное — кто ты есть. Потом нужно начинать зацепки искать, информацию к размышлению. А там посмотрим, что к чему, и по какой цене.
Старик присел на шконке и живо стащил с себя нательную рубаху и кальсоны, сразу обратив внимание, что белье свежее, без запашка еще, видимо, одето вчера, самое позднее. К сожалению, ярлычков не имелось, но швы ровные, машинной выделки. Зато отсутствуют резинки, вместо них тесемки, а одно это свидетельствовало, что до столичной «швеи» еще далеко.
Хм, а ведь белье явно пошито на заказ, не бязь, приличной выделки полотно. И золотой крестик на шее присутствует, «спаси и сохрани» на обороте. Православный? Похоже на то — обрезание не проводилось, значит, не иудей или мусульманин. Вот только цепочки соответствующей из злата нет, обычный гайтан, пусть из шелковой нити скручен. Занятно. И ногти на руках и ногах пострижены, ухожены. Потертости на ступнях — явно сапоги носил долгое время. Офицер?