Глава 3
— Я получил телеграмму от наших «музыкантов» из Челябинска, Борис. Вот она, отправлена уже во Владивосток и Харбин — «Выкупайте рыбу, спешите, едет много спекулянтов, рассчитываться будут наличными. Необходимо соглашение компании ведения борьбы со спекуляцией». Видишь, какая интересная ситуация складывается на настоящий момент. Весьма многозначительная, я бы так сказал.
— Ты прав, Павел. Если все разложить по полочкам, то получится недвусмысленное указание от «братушек» — «Спешите с подготовкой организации к выступлению, так как прибывают большевицкие части, необходима координация действий». Но отчего такая спешка, не понимаю — мы же договаривались на вторую неделю июня, а они нам и десяти дней не оставляют вместо месяца, который еще имелся в запасе.
— Видимо, события понеслись вскачь — большевики почувствовали, что чехи готовят выступление. Вместе с нашими «каменщиками».
— Похоже на то, но сейчас из Новониколаевска трудно разглядеть, что происходит в Челябинске. А события обостряются, что нам на руку. Главное, успеть вовремя, времени осталось мало.
Собеседники обменялись понимающими взглядами — кому как не им, готовившим переворот в Сибири, было не знать, как обстоят дела на самом деле. Они были молоды и полны того самого революционного «задора», с которым жили вот уже много лет, еще со времен первой революции, что имело место тринадцать лет тому назад, с приснопамятного «Кровавого Воскресенья» 9 января 1905 года. Жуткие несправедливости, творящиеся в Российской империи, и заставили их, тогда пылких сердцем юнцов, перейти на путь вооруженной борьбы, ибо в отличие от однопартийцев по эсеровскому движению, для них действие всегда было значимее слов.
Павлу Михайлову было всего 29 лет, и выходец из простонародья (отец был плотником) всегда отличался упорством и целеустремленностью. И еще тягой к знаниям — смог самостоятельно окончить городское училище, был вольнослушателем медицинского факультета Томского университета. Но революция увлекла его в свой «поток» — в 1907 году вошел в состав «Сибирской боевой летучки» ПСР. За участие в убийстве жандармского офицера (тот был известен своими издевательствами над подследственными — до столицы ведь далеко, а сибирские нравы грубые) его приговорили к пяти годам каторжных работ. Отбывать срок пришлось в зловещем Зерентуйском централе, где над ним всячески измывались как тюремщики, так и уголовники. От последних доставалось гораздо больше — его постоянно избивали и унижали всячески, так как начальник каторги давал за это «криминалу» разного рода поблажки. Несколько раз парень объявлял голодовку, пытался покончить с собой. От захлестнувшего отчаяния попытался совершить покушение на начальника тюрьмы, но попытка не удалась, и от побоев едва выжил — только многочисленные шрамы остались памяткой на всю жизнь. Но проявленная непокорность сильно удивила его истязателей — никто не ожидал, что юноша будет способен дать отпор — не учли, что тот был идейным террористом, а фанатично верящие в идею страшные противники.
По отбытию каторги Михайлова отправили в якутскую ссылку, откуда он попытался сбежать, но был пойман с началом войны. Теперь его обвинили в подготовке покушения на забайкальского губернатора, и снова отправили обратно в Якутию, но неугомонный боевик бежит снова, и по подложным документам работает в сибирской кооперации, обосновавшись в Новониколаевске. Писал статьи в газету местных кооператоров, и явился одним из создателей «Сибирского союза социалистов-революционеров».
В марте семнадцатого года был полностью амнистирован и реабилитирован вместе с другими революционерами, переехал в Томск, где его деятельная натура получила признание — стал не только членом Томской губернской земской управы, но и был выбран участником в Учредительное Собрание в ноябре 1917 года. Сочувствие к большевикам перешло в стойкую неприязнь после разгона ими «учредилки», когда самого Михайлова определили на место жительства в печально известные «Кресты».
Но зря выпустили — тот умело изобразил «раскаяние», а что еще оставалось делать в такой ситуации. Сидеть дальше на нарах⁈
Вернувшись в Томск, Павел Яковлевич перешел на привычное нелегальное положение — на этот раз уже в качестве члена подпольного Западно-Сибирского Комиссариата, которому сбежавшее в Харбин «правительство» Дербера поручило организовать свержение Советской власти по всей необъятной территории от уральских предгорий и до величавого Енисея. Их всего четверо — трое здесь, один в Томске, соглядатай, приставленный от ВПАС — сбежавшие в Маньчжурию, в «полосу отчуждения» КВЖД трусы не пожелали их оставить без пригляда.