— Понятно, — протянул Ксандер. — После того, как осмотрим картину происшествия, я нанесу господину Ричарду визит. Стоило бы… Эй!
На дорогу, прямо под копыта Щучки, выбежала вдруг невесть откуда взявшаяся девчонка и схватила что-то с земли. Лошадь скакнула вбок, взвилась на задние ноги. Ксандер с трудом удержал ее и с содроганием взглянул на дорогу, уверенный, что обнаружит там прибитую копытами девицу, но та оказалась целой и невредимой и довольно разглядывала что-то у себя на ладони.
— Вы перепугали лошадь, любезная! — раздраженно воскликнул Ксандер.
— Что же вы на такой трусливой кобылятине по здешним краям валандаетесь, тут ведь что и пострашней меня водится, — нагло ответила девчонка.
Ксандер смерил ее взглядом. У нее были резкие, острые скулы, подбородок и нос, грубо обрезанные волосы и будто назло всему этому — большие, темные и блестящие, мягкие глаза.
— О да, встречаются вещи пострашнее, чем переболевшая тифом рыбачка, — сказал Ксандер.
Трифолий и девушка удивленно уставились на него, и Ксандер не удержался от самодовольной улыбки.
— Вы довольно милая барышня, платье вот вышили, носите украшения — значит, не остриглись бы из жажды придать себе мужиковатости. То есть отрезали волосы по необходимости, а таковая в провинции — либо инфекция, либо вши. Решил не обижать вас вторым вариантом. На подоле у вас цвет ткани заметно бледнее — значит, часто мочили его, из поясной сумки виднеется бечевка, и вы только что рылись в земле и порадовались какой-то мелкой находке — отловили червяка для рыбалки.
На несколько секунд воцарилось молчание. И тут вдруг градоправитель и девушка грянули хохотом.
— Вот вы выдумщик-то! — воскликнул Трифолий.
— Я дочка красильщика, — с трудом сказала девушка сквозь смех, — платье из порченого льна сшила, чтоб не пропадал, веревка — ткани развешивать, а в земле я вот что-то нашла, — она подняла руку, и Ксандер, чувствуя жгущий щеки позорный румянец, увидел у нее в пальцах какую-то блескучую стекляшку. — А тифа никакого не было у меня, я вообще никогда не болею, волосы постригла, чтоб мороки меньше было.
Ксандер выжал из себя улыбку.
— Вам не идет, — сообщил он ей и подогнал кобылу.
Остаток пути, благо недолгий, был проделан в молчании. Ксандер был занят попытками сосредоточиться на деле вопреки унизительному происшествию с сорокой-красильщицей, а Трифолий, видно, уже рассказал все, что мог, об Аннике и нарушил тишину только когда дорога свернула влево и впереди показался стоявший у самого леса дом.
— Вот они, Рябины, — сказал он.
Усадьбу окружала высокая и изрядно проржавевшая кованая ограда, столбики которой были выкрашены в яркий киноварно-красный цвет и походили на большие рябиновые ягоды. Это было единственным пришедшим Ксандеру на ум объяснением имени усадьбы, поскольку никаких рябин в окрестностях не наблюдалось. Зато наблюдались свидетельства того, что хозяйкой Анника была не слишком рачительной: ограда определенно нуждалась в ремонте, а темный запущенный сад за ней — в садовничьих ножницах. Однако усадебка, пусть неухоженная и небольшая, была весьма складная. Двухэтажное изящное строение возвышалось над деревенскими домишками окрест, как настоящий замок. Старомодная высокая и многоугольная крыша зимой обещала домоправителю настоящий кошмар — снег с этого нагромождения изломов не скатился бы и под страхом смерти, продавливая стропила и грозя постоянными протечками — но смотрелась романтично. Багровые плети дикого винограда выплескивались на стены из одичавшего сада, порой так сильно наползая на окна, что в комнатах за ними наверняка стоял полумрак даже в самый ясный полдень, и это придавало Рябинам атмосферу таинственную и недобро-сказочную.
Вслед за Трифолием Ксандер поднялся по скрипучим ступеням широкого крыльца, и двери перед ними немедленно распахнулись — прислуга смотрела из окон за их приближением.
Открывшая дверь горничная присела перед градоправителем, и пока тот объяснял цель их визита, Ксандер оглядывался по сторонам. За парадными дверями начинался длинный темный холл с завитушкой лестницы в дальнем конце. На стенах висело несколько портретов: очевидно, традиционный парад былых представителей семьи хозяев усадьбы. Было портретов немного, ряд обрывался, едва перевалив через середину стены — видно, род Анники был молод, а может, лишь недавно разбогател довольно для того, чтобы тратиться на портреты. Скорее первое, подумал Ксандер, отметив потемневшую обшивку стен, вытертый бархат портьеры и крошево облупившейся краски на подоконнике.