— Где ты… Тебе что, лучше?
— Еще как! — воскликнула девушка. — Видно, это помогло. Ну, то, что ты сделал.
Даже лучшее лекарство какого-нибудь столичного светила — и то едва ли дало бы настолько быстрый результат, подумал Ксандер. Пуща — особенное место, снова вспомнил он слова трактирщика из «Сазана». Здесь может быть все.
— Да рассветет, — пожелал он Ладе, как полагалось в Черномаковку.
— Да рассветет, — ответила Лада и протянула Ксандеру шишку. — Смолистая, пахнет хвоей, ни один бес к тебе не подойдет. Подарок!
Ксандер торопливо огляделся, подыскивая что-то подходящее для ответного презента, и оторвал от своего растерзанного пальто последнюю уцелевшую звезду из перламутра.
— Она не очень блестит, но, может, похожа на звезды из той твоей книги!
Лада растроганно улыбнулась и осторожно, как стеклянную, взяла у него звезду.
— Спасибо!
— И тебе, — ответил Ксандер.
У него было удивительно хорошее настроение, как будто сейчас была настоящая Черномаковка, дома, в тепле и чистоте, с горой роскошных подарков и целым столом сахарных орешков, пряников с медом и ягодных пирогов.
— Я знаю, куда нам идти, — вдруг сказала Лада. — Нашла кое-что, пока ходила за ивой. Там дальше — гарь, сожженный лес, все черное. Видно, этим летом пожар был. Если где и быть испытанию огнем, то там, наверное?
***
Ксандер ожидал, что гарь окажется еще более сумрачной и пугающей, чем остальная Пуща, но оказалось ровно наоборот. Он даже не сразу понял, в чем дело: здесь было светло! За долгие дни пути по в самом прямом смысле Безнебесной чащобе, где день отличался от ночи разве что оттенком сумрака, он успел отвыкнуть от настоящего, яркого и желтого дневного света. Гарь же, лишенная кроны и непроглядного сплетения ветвей наверху, полыхала бледно-голубым морозным небом так ярко, что у Ксандера с непривычки заслезились глаза. Никакой жизни не было видно — ни птиц, ни следов пребывания здесь какого-нибудь зверья. Не то чтобы Ксандер соскучился по кабанам или медведям, но странная тишина, без шелеста листьев и птичьих голосов, давила, угнетала. Он и Лада старательно оглядывались, выискивали следы чего-то, что могло бы оказаться предназначенным для них испытанием, но вокруг были только пепел и уголь, никакого огня. Сверяться с направлением здесь было тяжело, потому что никакого мха не имелось, деревья торчали везде голыми стволами почти без веток, а идти было очень трудно — то и дело приходилось перелезать через поваленные стволы и удивительно густые заросли кустарника.
— Что нам искать здесь, интересно, — Лада тронула обожженный ствол одного из убитых пожаром деревьев.
— Может, здесь как с рекой, нужно просто пересечь этот «огонь», и искать Кость или Железо?
— И магию, — напомнила девушка.
Она споткнулась, и из-под ног ее серым клубом поднялась пыль.
— Магия, — повторил Ксандер. — Что это будет? Дракон? Ожившие деревья, молнии с ясного неба, огненный дождь?
— Ты не веришь, — невопросительно сказала Лада. — До сих пор не веришь, после всего, что мы видели?
— Если бы я верил, я не сообразил бы даже про статуэтку. Решил бы, что это и есть Анника заколдованная, вместе с родными похороненная каким-нибудь чернокнижником, и на этом бы и уехал. Чтобы понимать хоть что-то, чтобы расследовать, да чтобы попросту жить, нужны границы, всегда. Иначе спектр возможностей будет бесконечным, и сделать выбор будет попросту нельзя. Как можно утверждать, что пойманный человек и есть убийца, если допускать, что на него наложены злые чары, какая может быть логика, если через две точки провести можно бесчисленное множество прямых? Только когда поле игры ограничено, можно рассчитывать кого-то поймать. Как в жмурках.
— А что тогда Васик?
Ксандер глубоко вздохнул.
— Не думай, что я хочу его обидеть, но он нездоров. То, что он сказал нам про Аннику — он верит, что это правда, и верит, что узнал ее от зверей и птиц, потому он и вел себя так, будто в него вселялись животные духи, но на самом деле все иначе. Это просто... душевное расстройство. Не магия.
— Расстройство, значит, — Лада скрестила руки на груди. — Такое вы по учебникам учите и в цепях таких, как Васик, держите?
Ксандер вздрогнул, вспоминая.
— Такие, как Васик, у нас содержатся в особых домах, где о них заботятся и следят за тем, чтобы они ни себе, ни другим не причиняли вреда. И… лечат их, конечно.
— Лечат? Как, от чего?
— Я не знаю, я не… не очень интересовался. Но это не тюрьмы и не… — оборвав это жалкое бормотание, Ксандер заговорил твердо: — Такое состояние в самом деле опасно. Васик однажды пойдет гулять по крутому берегу и прыгнет, вообразив вдруг, что он птица, или решит в прорубь кинуться, потому что рыбой плавает. Ты знаешь, сколько настоящих чародеев в прошлые века погубило подобное безумие?