— Она умирает.
Лада замерла, глаза ее изумленно распахнулись.
— Нет! Нужно что-то сделать, нужно… — но Ксандер перебил ее.
— Молчи! Пожалуйста!
Непонимающе моргнув, Лада послушалась, замолчала.
— Ответь мне, прошу!.. — простонала Анника. — Ты должен ответить, чтобы все кончилось… Говорят о ней все, мало кто ее знает, для нее лишь живут, за нее убивают...И любые заклятья не властны над ней. Не иди к чародеям — ищи ее у людей. Что... что это?
— Это любовь, — ответил Ксандер. — Любовь.
Анника зажмурилась, слезы потекли по ее вискам, синие от смертельного сока губы счастливо улыбались.
— Все будет хорошо, — прошептал ей Ксандер. — Все кончилось, теперь все будет хорошо!
Она открыла глаза, посмотрела на него медленно гаснущим взглядом, но казалось, отчаянное тление ее безумных, перекрученных чувств не исчезнет из них даже после смерти. Ксандер понял, чего она ждет, наклонился и поцеловал ее.
Анника слабо вздохнула, голова ее повернулась на бок, белым профилем против черной земли, как белоснежная фарфоровая фигурка на темной кладбищенской глине. Сухие листья под ней не шелохнулись. Она не дышала.
Подрагивающей рукой Ксандер вытер губы от ядовитого сока. Лада, белая как бумага, то смотрела на Аннику, то со вскриком хваталась за нож, услышав шорох в зарослях или громкую птичью трель.
— Ч-что нам делать? — прошептала она.
Ксандер огляделся, выбирая место.
— Нужно похоронить ее.
— Но вот-вот вернется чародей!
— Никто не вернется, — перебил Ксандер. — Помоги мне. Мы не можем оставить ее бесам.
Земля была мягкая, едва примороженная недавними холодами, но у них не было лопаты, только нож и собственные руки. Молча, упрямо они копали, пока не получилась яма довольной глубины. Закутав Аннику в плащ и прикрыв ей лицо капюшоном, Ксандер опустил ее в могилу и зажмурился, сбрасывая вниз первые комья земли. Курган получился невысокий, едва поднимавшийся над землей. Лучше так, чем ничего. Подняв голову, Ксандер уже привычным взглядом отметил тени, мох, ветви деревьев: восход будет там, по левую ее руку. Он хотел было сложить из веток контур ворот на той стороне, но Лада его опередила. Сняв с шеи свое ожерелье, она вдавила его в рыхлый край кургана, выложила из него полукруглый контур. Хрусталики сверкали на темной глине, как слезы.
***
Они вернулись на дорогу, до самой темноты шли и шли, скорее стремясь оказаться подальше от прогалины с курганом, где кончились их поиски, чем добраться до жилых мест. На ночь остановились под первой же сосной, обнаруженной в стороне от Костяного тракта, и только тогда, уставившись в огонь костра, Ксандер смог заговорить.
— Она сама устроила все это. Не было никаких похитителей, ни горцев, ни оборотней, ни чародеев, это все она… Ни с кем она не дралась у себя в комнате, весь тот бардак она устроила сама, не пожалела даже любимую лютню. Написала стихотворение, отнесла на кладбище фигурку, а потом в лесу оставила тот кровавый след — чтобы поверили, она и правда в беде. Васик все верно сказал нам: она тогда действительно не боялась, никто не делал ей дурного, потому что она ранила себя сама. Мы ведь почти поняли, почти угадали — это все правда была приманка, вот только не для Ричарда, а для… Я не знаю… Для героя, который бы доказал ей свою любовь. Я поэтому просил тебя молчать там, рядом с ней. Прийти ведь должен был влюбленный спаситель, один.
Ксандер замолчал. Собственные слова не помогали ему принять произошедшее, восстановить логическую, правильную цепочку действий оказалась недостаточно, чтобы по-настоящему раскрыть это дело, раскрыть его для себя самого.
— Мы правильно поняли: было и правда семь испытаний, — снова заговорил он. — Та загадка про любовь — это было вместо испытания магией, наверное. В сказках же часто ведьмы и колдуны что-то такое спрашивают у тех, кто к ним явился. Семь испытаний Анника оставила тому, кто должен был искать ее, все как в сказке, даже нашла тех, кто сыграл бы роль Железа, заплатил собственной жизнью за ее безумную игру — но почему?! — воскликнул он, потирая костяшками пальцев раскалывающийся лоб.
Молча слушавшая Лада наконец заговорила, впервые за всю ночь:
— Когда я была маленькая, кто-то из старших сболтнул нам, мелюзге, будто бы в речке у нас водится ведьмин волос. Червяк такой тощий, который может под кожу заползти и сидеть в тебе, покуда всю кровь из тебя не выпьет. Мы испугались, как видели в воде какого червяка, так с воплями на берег кидались. А одна девочка на руке у себя странный след нашла, как будто ниточка под кожей… Она ее терла, мазями мазала, над огнем руку держала, чтоб червяк вылез. А кончилось тем, что она до самой кости себя порезала и чуть кровью не изошла, лишь бы только его подцепить и вытащить. А червяка не было никакого, это всего-то жилка синяя была. — Ксандер непонимающе смотрел на нее, и Лада сказала: — Вот так же и с Анникой. Все с ней было в порядке, но другие-то думали, что нет. Она старалась быть хорошей, помогала местным, обо всех заботилась, заступалась за Васика, устроила ту свадьбу для местной девчонки. А то и дело слышала, как ее жалеют, вздыхают о ее одинокой судьбе, о том, как бы ей не остаться перестарком. А раз тебя жалеют, то значит, с тобой что-то не так. Сидит где-то червяк этот. Вот она, как та девочка, и разодрала себе всю душу в поисках того, чего там не было.