— Вам известно об исчезновении Анники? — начал он, когда хозяин дома открыл перед гостями дверь кабинета и жестом предложил им садиться.
Ричард ответил молчаливым кивком.
— Что, по-вашему, произошло? — продолжил Ксандер.
— Я знаю слишком мало, чтобы строить предположения.
Говорил Ричард звучно, с воистину актерской размеренной выразительностью, и в его речи слышался едва уловимый незнакомый акцент.
— Вы были ее женихом два года. По мнению здешних жителей, вы ее любили. И при этом у вас нет предположений? Это происшествие вас нисколько не задело? — не без язвительности спросил Ксандер.
— Мои терзания принесли бы пользу следствию?
Ричард смотрел на него, как на мальчишку, и это было очень неприятно. Этот взгляд Ксандер слишком уж хорошо знал, от него и уехал.
— О пропаже девушки сообщил, а также запросил помощь, градоправитель Трифолий. Посторонний человек. Родни у Анники не осталось, но почему это сделали не вы, ее жених?
— Она весьма ясно дала понять, что мое участие в ее жизни нежелательно, — сухо ответил Ричард.
Обижен, не скрывает, удовлетворенно отметил Ксандер.
— Почему Анника разорвала помолвку? — спросил он.
— По той же причине, по которой исчезла, я полагаю. Потому, что любила другого.
— Так вы считаете, она не похищена, а сбежала по уговору с каким-то человеком?
Кивок.
— Тогда зачем вообще принимала ваше предложение?
Ричард прищурился.
— К чему все эти вопросы?
— К тому, что вы под подозрением,— любезно сообщил ему Ксандер. — Смотрите сами: мотив у вас налицо, равно как и возможность. В ночь исчезновения отвергнувшей вас девушки вы были якобы в отъезде, при этом под ее окном — ваши разбитые часы с разорванной цепочкой, а в ее комнате — замаскированные под заурядный беспорядок следы борьбы. Осколки прибраны, разбитая лютня возвращена на место, на постели якобы со злости разлитые чернила — наверняка они маскируют кровавые пятна. На дереве же чуть не у самых ваших дверей — лоскут ее платья. Вы можете это объяснить?
С этими словами Ксандер положил на стол красный лоскут и разбитые часы. Ричард мельком взглянул на улики, и его устремленные на Ксандера глаза на мгновение вспыхнули яростью. Однако он немедленно вернул себе самообладание и спокойно заговорил:
— Часы я подарил ей, давно. Они ей понравились. Почему они разбиты — не знаю, но догадаться нетрудно. Никто не хранит памятки о ненужном человеке. Где я был в ночь исчезновения Анники, в самом деле, никто не может вам сообщить, потому что я был один. Но вот где я был на рассвете, вам подтвердят полсотни человек, с которыми я охотился. И на встречу с которыми всю ночь ехал и попросту не успел бы, если бы по пути занялся похищением людей и поливанием их комнат чернилами. Вот вы — вы ведь не охотник?
— Какое это имеет значение? — нахмурился Ксандер.
Ричард вдруг улыбнулся.
— Если бы вы были охотником, то знали бы, что для зимней охоты на зверя используют флажки. Яркие, из той же ткани, что идет на пошив одежды, потому что запах ее — человеческий запах — будет зверя пугать. У нас здесь много волков, и такая охота — частое занятие. Со дня на день выпадет снег, сделав сие занятие возможным. Я не любитель волчьей охоты, но вот кто-то другой, очевидно, уже начал готовить снаряжение. Но плохо уберег его от ветра. — Он взял в руки лоскут. — Почти не видно, ткань сильно осыпалась, но все же можно разглядеть, что она не оторвана, а разрезана. Для флажка. И что это кумач, а не шелк, из которого сшито то самое платье на портрете. Даже неохотник вроде вас должен заметить разницу. А значит, это никак не может быть удобно оторванный ветками лоскут платья девушки, которую я похитил и силой привез сюда.
Ксандер ошеломленно смотрел на него, чувствуя себя как бессильный свидетель стихийного бедствия: как такое может быть, что красивое, надежное и прочное здание рушится в единый миг?