— О… Ты на ногах уже, — воскликнула только вошедшая в дом Лада и неуверенно улыбнулась ему. — А я вот домой ходила, к отцу. Думала, он меня растерзает за побег этот, а он ничего, только обнял…
— Даже в угол не поставил? — спросил Ксандер, вспомнив их разговор про наказания.
Усмехнувшись, Лада помотала головой. На шее у нее Ксандер заметил перламутровую звезду на шнурке, ту самую, что он отдал ей в Черномаковку. От этого зрелища у него почему-то перехватило горло. Лада молчала, была его очередь говорить, и он, кашлянув, произнес:
— Я собирался к Трифолию, рассказать про… про все. — Тут он нахмурился и беспокойно спросил: — Или ты уже все сказала ему?
— Нет, я сказала только отцу. И Ричарду…
Она с молчаливым вопросом посмотрела на Ксандера, и тот кивнул.
— Да, я знаю про него. Он сам рассказал.
Снова молчание. В Пуще говорить было куда проще… Убедившись, что неболтливых, но едва ли смолчавших бы о таком слуг Ричарда поблизости нет, Ксандер сказал Ладе о просьбе оборотня и показал ей рябиновую шпильку. Девушка согласилась. Очередная тишина продлилась несколько мучительных секунд, затем Лада с натужной бодростью спросила:
— Так ты... куда дальше? Ну то есть к Трифолию, да, а… потом?
Ожидая ответа, она нервно теребила свою звезду, и Ксандер вместо ее лица смотрел на это украшение и на ее руку. На пальцах ее виднелись красные царапины от лесных веток. Это все было в самом деле недавно, они еще не успели зажить…
— Домой, — ответил он, уставившись в блестящий паркет у себя под ногами. — В Столицу. Нужно сообщить, что дело раскрыто, и…
И все. Что еще он может сказать? Что все его друзья и родные, дом, образ жизни и место в этой самой жизни — все это там, в Столице? Здесь у него и крыша-то есть над головой только милостью хозяина “Сазана”, которому приглянулась новая вывеска. Он не охотник, не мастер в каком-нибудь ремесле, не имеет никаких дельных навыков, которые бы могли здесь пригодиться. И он уже довольно разочаровал семью, довольно наошибался, делая то, что хотел. Обо всем этом он успел сам для себя незаметно подумать еще до того, как оказался в Дубраве, как будто внутренний голос перечислял ему эти здравые аргументы чуть ли не всю дорогу через Пущу, делаясь тем громче, чем больше Ксандеру нравилось с Ладой спорить, шутить или молчать. Голос этот звучал очень знакомо, и вывод его всегда был один.
“Прими решение. Верное решение. Есть же у тебя хребет”.
— Ну… тогда в добрый путь, — сказала Лада тихо, и когда Ксандер все-таки поднял на нее глаза, она уже улыбалась.
— Спасибо, — растерянно ответил он.
— Если будешь в наших краях… — тут Лада дернула плечами и закончила бодрящейся скороговоркой: — Ладно, может, еще увидимся.
Махнув на прощание рукой, она быстро сбежала с крыльца и зашагала к воротам. Ксандер провожал ее взглядом, пока она не исчезла из виду за буйными кустами шиповника. Там он когда-то обнаружил красный лоскут, оказавшийся всего лишь охотничьим флажком. Пронизывающий ветер задувал в холл песок и сухие листья с опустевшей аллеи, и горло было так ободрано этим холодом, что больно было дышать.
***
— Так значит, сбежала-таки, по зову сердца, — Трифолий покачал головой и отложил на стол шпильку с рябинами. — Да, видно, все мы неправильно подумали, да и я сам, вот уж дал маху, чуть не уверовал, будто и правда злодей какой ее!.. Не ожидал от нее такого!
Ксандер слабо усмехнулся.
— О да, такого никто не мог ожидать.
— Ну что же, пускай живет счастливо на новом месте. Видно, ох какого богача себе нашла, раз усадьбу свою продавать не стала. Ну а щедрой-то всегда была. Много вы знаете знатных барышень, которые собственный дом отдали бы на народные нужды вместо того, чтоб заложить-перезаложить да на жизнь красивую растратить?
Ксандер сказал, что немного. Ложь про усадьбу придумал он сам, чтобы не возникло подозрений, что дело-таки не чисто и замешан в нем кто-то, кому исчезновение Анники выгодно оказалось. А так выгода будет для всех — значит, подозревать некого.
— Словом, спасибо вам за вести добрые. Жаль, что такой ценой добытые.— Трифолий посмотрел на Ксандера с приязненной жалостью. — Нога-то ваша как?
— Хромать буду самую малость, — ответил Ксандер.
— Стало быть, уезжаете?
Необходимость снова говорить это бередила куда больше, чем перебинтованная нога.
— Да, еду домой. Сообщу об итогах расследования.
— Небось, не порадуется начальство ваше, — заговорщически подмигнув, сказал Трифолий, — дела-то и не было никакого, получается, только зря вас прогоняли. Хотя чего ж это я, не зря, не зря, мы сами спать спокойно будем, да и Васик уж конечно не виноват ни в чем. Ежели кто после божьего суда не охолонул и все на него думал, теперь-то уж злобу на него держать перестанет.