Местные истринские власти писателям под дачи выделили бывшее Змеиное болото. Осваивайте, процветайте. Плодитесь и размножайтесь. Да еще половину участков оттяпали. Своим, истринским садоводам огородникам. Надо ли говорить, над поселком постоянно роились тучи комаров. Житья от них не было всем без исключений. Но Феликс и Дора Куприны пребывали в убеждении, над их участком вьются комары значительно большего размера и значительно более злобные, нежели над участком Чистовских.
Александр Чистовский в период перестройки подался в строительный бизнес. Начал стремительно процветать. Прикупил пустующий соседний участок, построил на нем огромный роскошный трехэтажный дом, приобрел серебристую японскую иномарку. Подарил всем соседям куртки и кепки с символикой «Росдорстрой».
Феликс же с Дорой так и остались скромными пенсионерами. Старая дребезжащая «Волга», крохотный хозблок, вместо дачи, два угрюмых сарая, доверху набитые барахлом с поселковой свалки.
Налицо вопиющая социальная несправедливость. Нет правды на земле! Хотя, ходят слухи, нет ее и выше.
Разумеется, лучше быть молодым и богатым, нежели бедным и старым, кто бы спорил. Но у каждого свои радости. В отличии от Чистовского, у Феликса Куприна была одна, но пламенная страсть. Точнее, даже две. Поселковая свалка и соседка Анечка с девятой северной улицы. Ничего такого у Александра Чистовского не наблюдалось. Потому Феликс был абсолютно убежден, лично он живет более насыщенной, плодотворной и духовной жизнью, нежели его олигархический сосед.
Года три назад Дора, окончательно озверев, раздираемая изнутри общественным темпераментом, накатала в Правление поселка заявление, аж, на восьми страницах на машинке, с перечислением всех проступков и даже будущих намерений семейства Чистовских. Резолюцию Председателя Правления долгие месяцы цитировали все, кому не лень. Красным фломастером, наискосок, как и положено, в лучших традициях ЦК КПСС размашистым почерком было начертано.
«Чума на обе ваши дачи! Пред. Прав. Вас. Голышкин».
Феликс в этот конфликт не встревал. В сердцах только обозвал особняк Чистовских «Титаником» и больше в этом вопросе жену не поддерживал.
Словом, публика в поселке подобралась самая разношерстная. Тут и бывшие олимпийские чемпионы, и отставные военные корреспонденты. Ну и писатели с поэтами наблюдались. Не без этого.
Небо над Змеиным болотом даже светлыми летними ночами почему-то всегда темное. Ощущение, будто болотные испарения поднялись в воздух и сконцентрировались там наверху навечно. А может, души загубленных змей, жаб, ежей и черепах витают над родным домом? Ни в какую не хотят переселяться в мир иной. Или там нет подходящих болот? Вот они и маются. Мытари наши меньшие.
Ночами в поселке темень беспросветная. Фонари на столбах лишь обозначают улицы, отнюдь не освещают.
На этот случай у предусмотрительного Феликса всегда в кармане куртки фонарик. Небольшой, но достаточно мощный. Само собой, тоже со свалки. Какой-то спесивый олигарх выбросил. Сели батарейки, вот и выбросил. Им, этим новым русским, хозяевам жизни, проще новый купить. Жуть какая-то! Все равно, что выбрасывать машину только потому, что пепельница забилась окурками.
Куприна подобное поведение просто возмущало. До глубины души. Зажрались люди. Ничего не ценят. Ни вещей, ни предметов, ни друг друга.
— Помоги-ите-е!!!
Вдруг донеслось до ушей Феликса. В это мгновение он уже возвращался с поселковой свалки. С пустыми руками. Что случалось чрезвычайно редко.
Кричала девушка. Где-то на другом конце поселка.
«Наша вторая северная! Дача соседа Шагина!» — сходу опытным ухом определил Куприн. Несмотря на солидный возраст у него был отличный слух.
Тишину поселка мгновенно взбулгатил низкий сиплый лай Крепа, угрюмого пса, на цепи охранявшего домик поселкового сторожа Миши, мимо которого в данную минуту проходил Феликс.
Крепа, естественно, тут же горячо поддержали на все лады лохматые хвостатые со всех улиц поселка. Несколько заполошных летучих мышей заметались между крышами домов и деревьями.
— Люди-и! Помогите-е! — продолжала кричать девушка.
Феликс двинулся, было по Бродвею к своей второй улице, но почему-то замедлил шаг. Потом вовсе остановился. И еще раз прислушался.
Что-то не устроило в этом крике. Не было в нем, как показалось Феликсу, подлинного страха. Девушка кричала слишком обыденно. Скорее обозначала. Формально, одним словом.