— Если скажешь про нее хоть одну гадость…
— Нельзя? — удивленно вскинул брови сын.
— Не советую, — угрожающе сказал Шагин.
И сильно помотал головой. Только этого не хватало, драться на кулаках с привидением. Тем более, если это привидение — твой собственный сын. Бред!
— Честно говоря, и не собирался о ней говорить ничего плохого. Просто…
Андрей на секунду задумался и потер переносицу. Он всегда тер переносицу, когда подыскивал слова.
— …ты думаешь, она — «Ассоль»? «Бегущая по волнам»? Ничего подобного. Она не такая.
— Какая же она, по-твоему?
— Самая обычная девчонка. Каких пруд пруди. Симпатичная, привлекательная, обаятельная. В меру рациональна, в меру рассудочна. Все наше поколение такое. Мы другие. Кстати, для тебя не будет новостью, что она беременна?
Шагин довольно долго молчал. Он совсем потерял ориентировку в этом мире. Даже на собственной кухне уже творится, Бог знает что!
— Тебе-то это откуда известно? — зло спросил Шагин.
— Мы там… — сын выразительно потыкал пальцем вверх, — …знаем больше, чем вы думаете. Мы следим за вами. Иногда корректируем ваше поведение. Пытаемся.
— Ты уверен, что она…
— Мне ли не знать! — самодовольно усмехнулся Андрей, — Я даже знаю, кто будущий отец. Ее нынешний парень. Длинный такой. Рост сто девяносто пять. Она довольно лихо захомутала его. Многие из ее подруг пытались, ни у кого не выгорело. А она, раз два, и в дамки.
— Зачем ты все это мне говоришь?
— Чтоб не питал иллюзий. В твоем возрасте это опасно. Ты ведь у нас романтик. Последний романтик двадцатого века. Я знаю даже, кто родится. Мальчик. И назовет его Машенька… Как думаешь?
— Моим именем.
— Ты догадлив. Я всегда гордился твоей догадливостью. Ты с полуслова, со взгляда иногда понимал столько, сколько другой не поймет за всю жизнь. Будет еще один Валерий Иванович. И судьба у него будет, ого-го, какая, полный отпад!
Белесая дымка вокруг Андрея вдруг резко сгустилась, лицо сына стало расплывчатым и непропорциональным, как в зеркале «Комнаты смеха» парка им. Горького. Вся его фигура заколыхалась, как студень.
Потом опять все резко вернулось в прежнее состояние. Лицо опять обрело четкие ясные, даже резкие черты.
— Но я не за тем явился. Есть более серьезные дела.
— Куда уж серьезнее, — ухмыльнулся Шагин.
— Даже не представляешь, отец, какие события надвигаются на тебя. Тебя ждут очень большие изменения в жизни.
— Дальняя дорога, казенный дом…
— Будут! — с готовностью кивнул Андрей, — И дальние дороги. Во множестве. И казенный дом. Только не в том смысле, о котором подумал ты. Готовься, отец! Я не шучу. Тебя, действительно, ждут большие изменения в жизни.
— С матерью, Лидой все будет в порядке?
— Более или менее. Что считать порядком? Вы здесь измеряете жизнь и самих себя в этой жизни какими-то дурацкими мерками. Извини за назидательный тон. У тебя научился. Словом, будь готов, отец!
— «Несчастья начались, готовься к новым»? — усмехнулся Шагин.
— Шекспир здесь совершенно не кстати. Не мни себя Гамлетом. Ты, скорее у нас, Горацио. Опять-таки, прости, за иронию. Там, у нас…
Андрей опять потыкал пальцем куда-то наверх.
— …без чувства юмора не проживешь?
— А у вас там, что? Тоже жизнь?
Неожиданно, словно невесть откуда взявшимся порывом ветра, белесую дымку сдуло с кухни. Вместе с ней исчез и сын Андрей.
«Так и не прояснил ситуацию с моей Машенькой. Брякнул только, что она не такая, какой я ее вижу. Ну, и наплевать мне, какая она там на самом деле».
Шагин опустил голову на руки и задремал прямо за столом.
— Вставайте, граф! Вас ждут великие дела!
Эту фразу всегда с утра говорил отец Валеры. Мысленно Шагин себя тоже подгонял с утра этой фразой, когда предстояло нечто важное и ответственное. Иногда и просто, для поднятия настроения.
Шагин рассматривал себя в зеркале и тщательно брился.
Он очень любил процесс утреннего туалета. Когда-то отец научил его превращать этот несложный ритуал в праздник. Сначала двумя порциями горячей воды разогреть кожу, чтоб поры расширились и щетина, выросшая за ночь, проявилась во всей своей неприглядности. Потом тщательно намылить щеки и шею пастой для бритья. Убрать лишнюю пену. И только потом, спокойными, размеренными и плавными движениями двигать станком по заранее намеченным направлениям. Бритье — это целая наука. Не каждому под силу. Большинство бородатых, которых развелось нынче видимо невидимо, просто лентяи.
Зато, какое приятное ощущение, смочить в конце процесса лицо и шею одеколоном. Шагин всегда пользовался одним и тем же, «Новый Арбат». Одеколон для мужчин. Многие женщины в издательствах и театрах, узнавали его по запаху.