Козельский подхватил Марка под мышки, поставил на ноги и осыпал похлопываниями сверху донизу, смахивая пыль с одежды так же тщательно, как недавно – с чемодана.
Закутываясь в плащ, Божена отступила на шаг, презрительно сморщив свой изящный тонкий носик:
– Фу, сколько грязи! Как с придверного коврика, который тыщу лет не трясли! Гляньте, у него все плечи в птичьем помете! Боюсь, что в такси нас все-таки не пустят.
Но их пустили, и еще как! Водитель даже выбрался из-за руля, чтобы открыть им двери и почтительно кивнул Марку, будто узнал в нем важную персону.
– Ведь можешь, когда захочешь! – прошипела Божена, когда уселась рядом с Марком на заднее сиденье, предложив Козельскому устроиться впереди.
Марк сам удивился тому, что дар сработал, и откуда только силы взялись? Благодаря этому дару он мог заставить людей видеть себя тем, кем хотел казаться, и сейчас предстал перед таксистом успешным бизнесменом, образ которого нашел в его же, таксиста, памяти.
До нужного места домчались за считанные минуты. Марк хорошо знал город и помнил, что в двухэтажном доме дореволюционной постройки, протянувшемся вдоль улицы на добрую сотню метров, помимо ресторанчиков и бутиков, располагались многочисленные выставки и антикварные лавки, но жилых квартир там точно не было. Хотя… кажется, речь шла о штаб-квартире, а ведь это совсем не то же самое. Такие квартиры, как правило, бывают засекречены и находятся под прикрытием чего-то другого, обыденного.
Отпустив таксиста, отказавшегося брать с них плату за проезд, Божена и Козельский повели Марка вдоль фасада этого старого, но хорошо отреставрированного дома, затем свернули в сквозную арку в центре здания и, миновав короткий, но очень темный тоннель, вышли во двор.
Несмотря на поздний час, откуда-то сверху полилась музыка, что-то сказочное вроде знаменитой композиции «В пещере горного короля» Грига, с такими же колдовскими нотками и медленно нарастающим ритмом. Длинные тени зашевелились на стенах, будто толпа мистических существ подкрадывалась к ним со всех сторон, и Марк то и дело боязливо озирался, опасаясь, что в спину вот-вот вцепится какой-нибудь злобный тролль. В темноте метались огоньки – возможно, лишь отблески кошачьих глаз, но уверенности в этом у Марка не было. Не было уверенности даже в том, что центр города – его лучшая историческая часть с ярко освещенными улицами – по-прежнему находился в паре десятков шагов за сквозной аркой: кирпичные стены окружали двор со всех сторон и, казалось, смыкались где-то в незримой вышине подобно пещерным сводам. С некоторых пор Марк жутко боялся пещер. Странно, что, прожив всю жизнь в городе, он понятия не имел об этом дворе.
Музыка звучала все громче и быстрее, но ни в одном из окон не горел свет. Зато откуда-то потянуло запахом хорошей еды: жареного мяса, свежей выпечки, душистыми пряностями. На Марка накатил острый приступ голода, и в животе тоскливо завыло. Он не помнил, когда ел в последний раз.
– Э-э… А там, куда мы идем, найдется что перекусить? – спросил он, отыскав взглядом Божену. Ее черный, с глянцевым блеском, плащ развевался впереди.
– Там, куда мы идем, лучшая еда в мире! – донеслось в ответ. – Нас ждет царский ужин. Ты-то, конечно, ничего подобного не заслужил, но скверной еды там не подают, потому как недостойных людей не принимают. Только ради меня для тебя сегодня сделают исключение.
Звуки ее голоса гулко отражались от стен.
Божена остановилась перед дверью, наполовину скрытой кованой оградой. Полы плаща плавно осели и прильнули к ее бокам подобно крыльям летучей мыши. Лязгнул замок, и ажурная металлическая дверца распахнулась. Божена тенью проскользнула в образовавшийся проем.
– Осторожнее, здесь спуск, шесть ступенек вниз! – Послышалось ее предостережение, явно адресованное Марку, потому что Козельский, несмотря на объемный чемодан в руках, слишком уверенно двигался за своей спутницей, и это наводило на мысль о его причастности к числу почетных гостей, которых тут потчевали кулинарными изысками. Перед входом в здание нотариус пропустил Марка вперед, вошел следом и запер дверь. Запах еды усилился, а музыка стала ближе, сотрясая пространство трубным ревом и барабанным грохотом.
Узкая деревянная лестница, ведущая наверх, надрывно застонала под ногами гостей, выдавая свою ветхость и преклонный возраст. Ее тяжкий стон прокатился до самого верха, а оттуда послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то спускался им навстречу, гнусаво бормоча: «Приехала! Надо же, приехала!» А затем явно простуженный мужской голос просипел очень близко, прямо над головой: