После минутного замешательства я разделась до лифчика и трусиков, благодаря про себя умеренный климат. Мокрая кожаная одежда – это отвратительно. Я бросила ее на близлежащий камень на просушку, надеясь, что кожа не съежится до смехотворного размера.
Следующая забота: что делать с Кристианом. Его дыхание было поверхностным, а пульс неустойчивым. Он отключился на солнцепеке, где его ожег явно усугубится. Волдыри на его лице были покрыты коркой, и из них сочилась кровь. Сколько же он провел в этой проклятой пустыне? Когда он ел в последний раз? О том, чтобы его передвинуть, и речи быть не могло. Я даже мокрую одежду снять с него не могла. Можно было бы разрезать ее, но ведь она ему вновь понадобится. Кто знал, что ожидало нас впереди? Он был более мускулистым по сравнению с тем, каким я его видела в последний раз, а уж без сознания и вовсе являлся мертвым грузом. Неужели он пробивался из измерения в измерение с самого Хэллоуина? Текло ли время в том месте, где он был, так же как в нашем мире?
В пальто у меня должна была быть банка из-под детского питания, заполненная плотью Невидимых, если только не выпала. Стараясь поскорее добраться до нее, я споткнулась о собственную ногу, расстегивая карман за карманом, в поисках банки.
– Фуу, – я обнаружила ее, склизко хлюпающую в осколках от баночки, во внутреннем кармане. Осторожно извлекла кусочки плоти из тары, которая, должно быть, разбилась при моем падении на песок. Из семи кусков, которые я впихнула в баночку, осталось лишь четыре. Три уже куда-то уползли. Я держала кусочки пагубной серой плоти Носорога, убрав с нее осколки стекла, и размышляла о быстро заживающих порезах на своих пальцах.
Шел ли процесс заживления столь быстрыми темпами благодаря плоти Невидимых, что я съела в прошлом? Действительно ли она породила необратимые изменения, о которых говорила Ровена? Сотворит ли она что-либо ужасное с Кристианом? Я не имела ни малейшего понятия, что еще я могла для него сделать. У меня было всего два протеиновых батончика, и я не знала, годилась ли окружающая нас вода для питья, или же в ней кишели какие-нибудь смертельные для людей паразиты. Я никогда не состояла в скаутах, поэтому едва ли смогла бы развести костер путем трения веточек, а даже если бы и смогла, все равно у меня не было котла, в котором можно было бы ее вскипятить. Я с ужасом осознала, что все еще оставалась совершенно бесполезной в очень многих вещах.
Я заторопилась обратно к нему, положила одну из полосок плоти на плоский камень и разрезала ее на кусочки мелкие, как молодой горох. Я раздвинула ему зубы, впихнула кусочки внутрь и, удерживая закрытыми его нос и рот, надеялась, что плоть тупого Носорога по-своему найдет путь к его желудку, ища выход.
Она и нашла. Судя по всему, я оказалась не такой уж бесполезной!
Он подавился, я ослабила хватку на его носу, и его горло содрогнулось. Он вновь подавился и непроизвольно сглотнул. Потом закашлялся и издал звук, словно его сейчас вырвет. Даже если вы без сознания, мясо Невидимых просто отвратительно.
Со стоном он перевернулся на другую сторону.
Я разрезала еще один кусок, запихнула ему в рот и вновь зажала его рот и нос. На этот раз он сопротивлялся, но тело его было слишком слабым, чтобы бороться.
К тому времени, как я накромсала и всунула третий кусок ему в рот, он вновь перекатился на спину, открыл глаза и уставился на меня. Думаю, он пытался спросить, что я с ним делала, но я сжала его зубы вместе одной рукой, а другой удерживала его за подбородок. Он опять подавился и глотнул.
Эффект плоти Невидимых на израненном человеческом теле мгновенен и потрясает воображение. Я наблюдала, как его волдыри исчезали, а цвет лица вновь пришел в норму, оставляя лишь легкий намек на загар. Изможденность на его лице исчезла, внешний слой кожи уплотнился и разросся во всех направлениях, восстанавливаясь изнутри и снаружи.
Плоть Невидимых могущественна и порождает зависимость. И, хотя я избавилась от одержимости ею (действительно ли ему нужен был последний кусок?), я завидовала процессу, происходившему в нем: стремительному притоку силы, опаляющей горячим огнем его вены, обостряющей его слух, зрение, усиливающей его силу до уровня Бэрронса, наполняя его эйфорическим сознанием собственной непобедимости и максимально повышая чувствительность организма к окружающей среде.