– Я – Иерихон Бэрронс. Назови мое имя.
Я пытаюсь отвернуться, но его руки сжимают мою голову, словно тиски, и удерживают ее неподвижно, не давая возможности отвести взгляд.
Я закрываю глаза.
Он встряхивает меня.
– Назови мое имя.
– Нет.
– Черт побери, да будешь ты сотрудничать?
– Я не знаю, что такое «сотрудничать».
– Очевидно, – недовольно рычит он.
– Я думаю, что ты придумываешь слова.
– Я не придумываю слова.
– Да, придумываешь.
– Нет.
– Да.
– Нет.
Я хохочу.
– Женщина, ты сводишь меня с ума, – негодующе бормочет он.
Мы часто делаем это. Ввязываемся в детские перепалки. Он упрям, мой зверь.
– Открой глаза и назови мое имя.
Я зажмуриваю их еще сильнее.
– У меня встанет, если я услышу, как ты произносишь мое имя.
Мои глаза тут же распахиваются.
– Иерихон Бэрронс, – сладко пою я.
Он испускает страдальческий вздох.
– Черт тебя побери, женщина, мне кажется, часть меня хочет, чтобы ты и дальше оставалась в таком состоянии.
Я глажу его по лицу.
– Я нравлюсь себе такой. И ты мне такой нравишься. Когда ты… как, ты говоришь, это называется? Сотрудничаешь.
– Скажи, чтобы я трахнул тебя.
Я улыбаюсь и выполняю его просьбу. Мы вернулись на территорию, которую я понимаю.
– Ты не назвала моего имени. Называй мое имя, когда будешь просить трахнуть тебя.
– Трахни меня, Иерихон Бэрронс.
– С этого момента, ты будешь называть меня Иерихоном Бэрронсом каждый раз, когда заговариваешь со мной.
Он – странный зверь. Но он дает мне то, чего я хочу. Думаю, это не убьет меня, если я поступлю так же по отношению к нему.
Итак, мы перешли на новый виток нашего сосуществования. Я называю его Иерихоном Бэрронсом, а он зовет меня Мак.
Мы больше не звери. У нас есть «имена».
Мне снится его «Алина», и я просыпаюсь в слезах. Но во мне ощущается что-то новое. Что-то холодное и взрывоопасное прячется под этими слезами.
Я не знаю, как охарактеризовать это, но это заставляет меня двигаться. Я мечусь по комнате как животное, которым и являюсь, разбивая и ломая все вокруг. Я кричу, пока мое горло не начинает саднить и хрипеть.
Внезапно мне на ум приходят новые слова.
Гнев.
Злость. Насилие.
Я олицетворяю всю ярость, которая когда-либо существовала. Я могла бы покарать землю своей скорбью и безумием.
Мне нужно что-то. Но я не знаю, что именно.
Он молча наблюдает за мной.
Я думаю, что это секс. Я иду к нему. Он сидит на краю кровати и тянет меня к себе, так что я становлюсь между его ногами.
Мои руки болят после того, как я разносила все в пух и прах. Он целует их.
– Месть, – произносит он мягко. – Они забрали слишком много. Ты можешь сдаться и умереть, или научиться, как вернуть это. Месть, Мак.
Я поднимаю голову. Я пробую произнести это слово.
– Месть.
Да. Именно этого я хочу.
Он ушел, когда я проснулась, и меня это расстроило, но вскоре он вернулся и принес много коробок, и некоторые из них хорошо пахли.
Я больше не сопротивляюсь, когда он предлагает мне пищу. Я предвижу это. Пища доставляет удовольствие. Иногда я кладу кусочки на его тело и слизываю их, и он наблюдает за мной темными глазами и вздрагивает, когда кончает.
Он уходит и возвращается с еще большим количеством коробок.
Я сижу на кровати, ем, и наблюдаю за ним.
Он открывает коробки и начинает что-то строить. Это так странно. Он ставит музыку на своей глазной коробочке, которая заставляет меня чувствовать себя некомфортно… юно, по-детски.
– Это елка, Мак. Каждый год ты и Алина украшали такую. Я не смог достать живую. Мы находимся в Темной Зоне. Ты помнишь Темные Зоны?
Я отрицательно качаю головой.
– Это ты их так назвала.
Я снова качаю головой.
– Как насчет двадцать пятого декабря? Ты знаешь, что это за день?
Я опять качаю головой.
– Это сегодня.
Он протягивает мне книгу. В ней – картинки толстого мужчины в красных одеждах, звезд и санок, елок с блестящими симпатичными штучками на ветвях.
Все это кажется мне весьма глупым.
Он протягивает мне первую из множества коробок. В них – блестящие, симпатичные штучки. Я понимаю, к чему он клонит, и закатываю глаза. Мой желудок набит, и я бы с больше охотой занялась сексом.