– Вас это может касаться только в том случае, если это будет связано с интересующей нас книгой, а это не так, так что отвалите! – Он вышел из гаража.
Я наступала ему на пятки.
– Ну и отлично.
– Фиона, – зарычал Бэрронс.
– Я сказала «отлично», а не Фиона[41], – поправила я и врезалась в его спину.
– Иерихон, давно не виделись, – произнес интеллигентный голос с легким акцентом.
Я вышла из-за спины Бэрронса. Она выглядела как всегда ошеломительно: в модной обтягивающей юбке, потрясающих сапогах, облегающих ее красивые длинные ноги, и блузке с низким вырезом, демонстрирующей каждый роскошный изгиб. Длинное бархатное пальто было небрежно наброшено на плечи, ночной бриз мягко развевал его. Небрежная чувственность. Хороша, как фея. Дорогой парфюм. Ее безупречная кожа была бледнее обычного, блестящей. Кроваво-красная помада, откровенно-сексуальный взгляд.
Копье тотчас же оказалось в моей руке.
По обеим сторонам от нее стояла дюжина одетых в черно-алое стражей Гроссмейстера.
– Похоже, ты недостаточно важна, чтобы быть достойной защиты принцев, – холодно предположила я.
– Дэррок – ревнивый любовник, – спокойно ответила Фиона. – Он не разрешает им находиться рядом со мной, чтобы не свести меня с ума. Он говорит мне о том, какое облегчение, когда в его постели женщина, после невзрачного ребенка, которого он разорвал на куски.
Я резко втянула в себя воздух и сделала выпад, однако рука Бэрронса стальной хваткой сжала мое запястье.
– Что тебе нужно, Фиона?
Мне стало интересно, помнит ли она, что когда голос Бэрронса так нежен, он крайне опасен?
На один миг, когда она взглянула на Бэрронса, я увидела неприкрытую уязвимость и тоску в ее глазах. Я видела боль, гордость, желание, которое никогда не прекратят снедать ее. Я видела любовь.
Фиона любила Иерихона Бэрронса.
Даже после того, как он выбросил ее на улицу за попытку убить меня. После того, как связалась с Дереком О’Баннионом и теперь с ГМ.
Даже с бегущей по ее венам силой Невидимых, будучи любовницей самого темного обитателя нового Дублина, Фиона все равно любила стоящего рядом со мной мужчину. И всегда будет его любить. Любить кого-то такого, как Бэрронс, было болью, которой я не завидовала.
Она пожирала его лицо с голодной нежностью, исследовала его тело с неприкрытой страстью.
Когда ее взгляд упал на его руку вокруг моего запястья, любовь исчезла из ее глаз, и в них загорелась ярость.
– Ты до сих пор не устал от нее? Ты разочаровываешь меня, Иерихон. Я простила тебе мимолетное увлечение, как прощала многие вещи. Однако ты далеко зашел в испытании моей любви.
– Я никогда не просил твоей любви. И неоднократно предупреждал тебя об этом.
Лицо Фионы изменилось, напряглось, и она прошипела:
– Но ты взял все остальное! Ты считаешь, что все так и происходит? Может, я и приставила пистолет к своей голове, но ты вложил в него пули! Ты думаешь, что женщина может отдать мужчине все и в то же время уберечь свое сердце? У нас это не так!
– Я ничего не просил.
– И ничего не давал, – выплюнула Фиона. – Знаешь ли ты, каково это: понять, что человек, которому ты вверил свое сердце, не стоит этого?
– Зачем ты пришла, Фиона? Показать, что у тебя новый любовник? Умолять вернуться в мою постель? Что ж, моя постель не пустует и никогда не будет пустовать. Извиниться за попытку уничтожить единственный шанс, который у меня был, убив ее?
– Единственный шанс, который у тебя был, для чего? – тут же набросилась я на него. Выходит, Бэрронс злился на нее совсем не из-за того, что она пыталась меня убить, а потому, что я была его единственной возможностью что-то сделать?
Фиона резко взглянула на меня, потом на Бэрронса и засмеялась.
– Ах, какая очаровательная нелепость! Она все еще не знает. О, Иерихон! Ты никогда не меняешься, не так ли? Должно быть, ты боишься… – Внезапно ее рот открылся в резком вдохе, лицо застыло, и она опустилась на землю, выглядя испуганной и растерянной. Ее руки взмыли вверх, но не достигли цели. Фиона рухнула прямо на тротуар.
Я вытаращила глаза. Глубоко в ее груди торчал нож, прямо в сердце. Из раны хлестала кровь. Я даже не видела, как Бэрронс его бросил.
– Полагаю, она пришла с сообщением, – холодно сказал Иерихон одному из охранников.
– Гроссмейстер ожидает ее, – охранник кивнул в мою сторону. – Он сказал, это ее последний шанс.
– Уберите это, – Бэрронс мельком глянул на Фиону, – с моей аллеи.
Она по-прежнему была без сознания, однако, долго это не продлится. В ней было достаточное количество плоти Невидимых, поэтому даже нож, вошедший в ее сердце, не убьет ее. Темная эльфийская сила в ее крови исцелит раны. Чтобы убить то, чем она теперь являлась, нужно мое копье. Или хотя бы то оружие, которое Бэрронс использовал на эльфийской принцессе. Однако его нож определенно добился успеха в том, чтобы заткнуть Фионе рот.
Что она собиралась сказать? Чего мог бояться Бэрронс? Что я могла выяснить? Чего я не знала? Что за «очаровательная нелепость»?
Я взглянула на «мою волну» – на того, кого я выбрала, чтобы пронести меня через это опасное море. Я чувствовала себя ребенком, отрывающим лепестки ромашки: верю, не верю, верю, не верю.
– И можете передать Дэрроку, – сказал Бэрронс, – что мисс Лейн моя. Если она нужна ему, он, мать его, может прийти и забрать ее.
Глава 28
На следующее утро я подошла прямо к обоим газовым каминам, зажгла их, а потом установила огонь на максимальную возможную для них мощность.
Мне снова приснилась прекрасная холодная женщина. Она была одна, и что-то с ней было очень не так, но еще сильнее боли физической она страдала душой. Я плакала во сне, и слезы мои превратились в кристаллики льда на щеках. Она потеряла нечто настолько важное, что ей больше не хотелось жить.
Как обычно я проснулась продрогшей до костей. И даже обжигающий душ не смог избавить меня от озноба. Я ненавидела мерзнуть. Теперь, когда я вспомнила, что всю жизнь мне снился этот сон, в моей памяти возникла картинка, как я, будучи маленькой девочкой, выбиралась из постели и с замерзшими ногами и стучащими зубами мчалась в теплый уют папиных объятий. Я помнила, как он заворачивал меня в одеяла и читал мне. Он говорил своим «пиратским голосом» (хотя, вспоминая об этом сегодня, я не представляю зачем): Эй, на палубе! Приятель:«Навидались дел, кто денег хотел, кто золото здесь искал».
И так же, как Сэм МакГи согревался достаточно, чтобы разжечь свой погребальный костер, я согревалась в объятиях отца, взбудораженная помешательством на поисках золота в Арктике, представляя, как тащу труп друга на санках, чтобы потом сжечь его на озере ЛаБарж[43] и сдержать обещание, данное умершему.
Пока я грела руки над огнем, я слышала через соседнюю дверь в кабинет, как Бэрронс гневно разговаривал с кем-то по телефону.
Прошлым вечером мы обменялись целыми восемью словами, после того как он метнул в Фиону нож.
Я взглянула на него, когда он отпирал дверь, обдумывая все возможные вопросы.
Он открыл дверь и ждал, пока я пройду под его рукой внутрь, насмешливо глядя на меня сверху вниз.
– Что? Никаких вопросов, мисс Лейн?
Я толкнула Бэрронса и холодно произнесла:
– Спокойной ночи, Бэрронс.
Мягкий смех догнал меня на лестничном пролете. В вопросах не было смысла. Я не собиралась упражняться в тщетности.
Я подогрела в стоящей на конторке микроволновке чашку воды и добавила в нее три полные чайные ложки крепкого кофе. Потом открыла буфет.
– Черт! – сахара не было, и сливок в холодильнике тоже.
Такие маленькие радости стали много для меня значить.
Вздыхая, я откинулась на прилавок и начала прихлебывать горький кофе.
– Передай этому самонадеянному придурку, что я так сказал, вот почему, – проговорил Бэрронс. – Мне нужны вы все. И меня не колышет, что думает по этому поводу Лор.
43
Расширяющаяся часть реки Юкон на территории Канады. Река Юкон прославилась золотой Лихорадкой в конце 19 – начале 20-го вв. Наиболее известен ее приток Клондайк. Озеро пролегало на пути тех, кто возвращался после поисков золота вниз к реке Юкон в Доусон Сити.