- Пашка, ты идёшь? – недовольно протянул молодой человек, уже подходя к резной калитке, и заметив в непосредственной близости отсутствие гостьи. Резко повернувшись вокруг собственной оси, юноша по-бабски визгливо вскрикну, но потом всё-таки пересилил себя. – Что у тебя с лицом, снова голова разболелась?
- Нет, всё нормально, - даже не покривила душой, - просто задумалась.
- Ладно, - подозрительность Германа никуда не делась, но её амплитуду он всё-таки убавил, - пошли в дом, а то прохладно как-то стало.
Вот тут он, несомненно, прав! Если вчера на градуснике красовалась отметка «+20», что, ой, как грело сердце, то сегодня, откуда ни возьмись, набежали серые, грозовые тучи, грозящиеся в любой момент пролиться на грешную землю проливным дождём, и дует прохладный ветерок. Даже редкие прохожие, попадавшиеся нам на всём пути от моего дома до улицы Генерала Чайкина, не навевали радостных мыслей: люди, закутавшись в тёмные пальто-куртки, нацепив сапоги, шапки и шарфы, быстро спешили по своим загадочным делам, стараясь проводить на улице как можно меньше времени.
Перебросив лямку сумки через плечо, быстро догнала хозяина особняка, который, насвистывая бравурный мотивчик, уже поднимался на декоративное крыльцо. Хлопнув панибратски парня по плечу, с самым равнодушным видом, на какой только была способна, ибо меня просто распинало от противоречивых чувств (с одной стороны хотелось сбежать от Савельникова, который явно придумал очередную пакость, а с другой – узнать, куда же я влезу снова), как бы невзначай обронила, стараясь разгадать хитроумный план «врага»:
- Что-то ты чересчур оживлённый…
Часть, в которой говорилось про хмурый вид и зловещую ауру, расточаемую другом, пока мы добирались до улицы Генерала Чайкина, благополучно проглотила. Мне ещё пожить охота, а не скончаться под грудой упрёков и недовольства, которые непременно будут, если Савельников взбесится.
Ухмыльнувшись мне через плечо, Герман ловко открыл явно хитроумный замок на входной двери, и лишь после этого задорно пояснил:
- Я проведу сегодняшний вечер с самым дорогим для меня человеком, и поэтому энергия так и бьёт через край!
Распахнув дверь настежь, парень шустро ввинтился в шикарный холл и, крикнув, чтобы я чувствовала себя, как дома, резво убежал вглубь особняка. Раздался приглушённый топот, потом таинственные звуки отодвигаемой мебели… А гостья всё стояла на пороге, шокированная подобным признанием до немоты. Нет, я, конечно, понимаю, что мы с Германом за последние пять дней стали очень близки (общие враги и практически совместная работа сближают, причём довольно быстро и капитально), но не до статуса же «самого дорогого человека»!
- Эй, официантка, - вырулив снова в холл, протянул наследник компании «ДомСтрой» приторно-сладким голосом, - ты заходишь или нет?
- Не называй меня так, - рыкнула я, и, чеканя шаг, вошла в дом. – А где охранник?
- Я его на сегодня отпустил, - без тени недовольства честно ответил парень. – Ты кушать хочешь?
- И чем же ты меня кормить собрался, - издевательски приподняв бровь, постаралась ударить в «глаз», проигнорировав «бровь», - подгоревшими тостами или неотшкребаемой от стенок кастрюли кашей?
- Нет, - улыбка Германа была настолько загадочная, что Моне Лизе впору брать у него уроки, - могу заказать пиццу, а если хочешь, поедем в ресторан.
- Савельников, сволочь ты такая, а ну, говори честно: за каким чёртом притащил меня к себе на ночёвку? - рык получился не хуже, чем у прославленного Цербера, но на друга, к моему искреннему сожалению, не произвёл должного впечатления.
- Родители уехали, - по второму кругу пустился в объяснения проштрафившийся друг, - а я не привык быть в одиночестве… Прости, что обманом и мелким шантажом заставил согласиться на ночевку, - жалостливо вздохнув, парень всё же пересилил себя. - Если хочешь, отвезу обратно.
Вот ей-богу, если бы при мне сейчас находился кнут, то с превеликим бы удовольствием и садизмом выпорола… Себя за то, что спустила всех собак на ни в чём неповинного Германа, который просто хотел почувствовать родную душу рядом с собой во время отъезда мамы и папы. Блин, чувствую себя неблагодарной сволочью...
- Ты сводишь меня с ума своими выходками, - не преминула повредничать, стараясь избавиться от неуместного чувства вины. - Что, нельзя было сказать правду?
- Свести тебя с ума – одно из тех удовольствий, которые я с нетерпением предвкушаю, - пропустил мимо ушей поставленный вопрос этот наглец, снова исчезая в глубинах дома.
Уронив челюсть от переизбытка разнообразных чувств, неожиданно поймала себя на мысли, что Савельников вкладывал в эти слова некий особый смысл. Если бы это сказал кто-нибудь другой, например, тот же Мошкалёв, я бы точно знала, что имеется в виду, но Герман? Он просто не мог на это намекать, ведь сам же говорил, что не видит во мне представительницу прекрасной половины человечества! Или всё-таки мог… А если вспомнить ранее брошенные им слова, то… Ага, влюбился он в простолюдинку, держи карман шире, деточка!..
Встряхнувшись, словно мокрая собака, послушно потрусила в сторону гостиной, откуда раздавался звук работающего телевизора. Ввинтившись в комнату, наплевала на пресловутые условности, поэтому уселась в огромное тёмно-синее кресло, обитое мягким материалом, и поджала под себя ноги – ни дать, ни взять, сирота казанская. Решив, что можно теперь совсем наглеть, сняла олимпийку, оставшись в белой футболке с нарисованной на груди канарейкой Твитти.
- Удобно? – сделав глотательное движение, учтиво поинтересовался молодой человек, бесцельно переключая каналы и старательно не смотря на меня.
Невнятно буркнув нечто среднее между «да» и «нет», пробежалась взглядом по журналам, в изобилии раскиданным на кофейном столике. Взгляд зацепился за серию «Психология самопознания», и любопытство сразу же зафонтанировало с утроенной силой – сколько себя помню, всегда имела слабость к темам, затрагивающим психологическую составляющую людских сущностей. Потянувшись к вожделенному предмету, злостно проигнорировала непонятные порывы Савельникова поддержать мою тушку, чтобы я не навернулась с кресла, и всё-таки схватила красочное, иллюстрированное издание.
- Увлекаешься психологией? – вопрос вырвался сам собой, пока пальцы с трепетом перелистывали страницы, а взгляд прыгал с одной «шапки» на другую.
- Кто, я?! – Герман действительно был удивлён девичьими выводами. – Нет, это мама на досуге почитывает, - недовольное передёргивание плечами и поспешное пояснение. – Родители очень рано поженились, и в неприлично короткий срок после свадьбы появился я, вот маманька и не смогла осуществить свою мечту – стать крутым психологом. Сама понимаешь: семья, ребёнок, быт - некогда было получать высшее медицинское образование. Да ещё и отец в девяностых годах основал свою фирму, нужно было раскручивать дело, поэтому лишних денег в семье тоже не наблюдалось.
- Ладно, а сейчас почему Ольга Викторовна не хочет поступить в институт? – согласитесь, этот вопрос так и просился на «выход».
- Мама считает, что в сорок с лишним лет уже поздно садиться за парту ВУЗа, - печально констатировал друг, со злостью бросив пульт от телевизора на столик.
Становилось сразу понятно, что на данную тему в семействе Савельниковых уже давно и непродуктивно идут жаркие дебаты: сын с отцом активно пытаются доказать упёртой женщине, что ломать зубы о гранит науки никогда не поздно, а мать и одновременно жена придерживается прямо противоположного мнения, гордо. Вот и нашёлся первый камень преткновения, именуемый «гордость и предубеждения»…
- А ещё мама боится, что пойдут слухи и пересуды из-за её обучения, - практически шёпотом закончил исповедь Герман, смотря перед собой в одну точку.
- Если хоть одна зараза вякнет что-нибудь плохое про Ольгу Викторовну, лично на пальцах объясню уроду, как он не прав, - в душе моментально лавиной вскипела злость, стоило только представить, как из-за какой-то неграмотной скотины улыбчивая и добродушная мать Германа расстроится до слёз.