Земля все удаляется и удаляется. Шатры похожи на яркие круглые свечи. Девушки двигаются вокруг них призрачными тенями.
Ничего не могу с собой поделать — подаюсь вперед в изумлении. Это колесо в пять, десять, пятнадцать раз выше того маяка, на который я забралась во время урагана. Оно даже выше, чем ограда, державшая меня в плену, когда я была женой Линдена.
— Это самое высокое строение в мире! — говорит мадам. — Даже выше, чем шпионские башни.
Я никогда не слышала ни о каких шпионских башнях, но сомневаюсь, чтобы они могли быть выше, чем фабрики и небоскребы Манхэттена. Даже это колесо не может претендовать на такое. Однако, возможно, оно — самое высокое строение в мире мадам. В это я могу поверить.
Мы поднимаемся к звездам, которые кажутся пугающе достижимыми, а мне ужасно не хватает брата. Он никогда не был склонен к причудам. После смерти родителей он перестал верить во все, что являлось более необычным, чем кирпич и известка, и менее ужасающим, чем переулки, где девушки превращались в бездушных кукол, а мужчины оплачивали пять минут, проведенные с их телами. Роуэн был занят лишь выживанием — своим собственным и моим. Но даже мой брат при всем своем практицизме затаил бы дыхание, оказавшись на такой высоте, с огнями и ясным ночным небом над головой.
Роуэн. Даже его имя кажется мне сейчас далеким.
— Смотри, смотри! — оживленно жестикулирует мадам.
Девушки в грязных экзотических нарядах толпятся внизу. Одна из них кружится, ее юбка раздувается, а смех похож на икоту. Какой-то мужчина хватает девушку за бледную руку, а она продолжает смеяться, спотыкается и размахивает руками, пока он тащит ее в ближайшую палатку.
— Уверена, ты никогда не видела таких красивых девушек, как мои, — говорит мадам.
Но она ошибается, я видела. Видела грациозную Дженну, чьи серые глаза мерцали, едва поймав луч света. Она кружилась и пела в коридорах, и постоянно читала какой-нибудь любовный роман. Слуги краснели, отводя взгляды, настолько она подавляла их своей уверенностью в себе и очаровывала кокетливыми улыбками. Здесь Дженна стала бы королевой.
— Они хотят лучшей жизни. Они сбегают и приходят сюда, ко мне. Я принимаю у них роды, лечу простуды, кормлю, слежу за тем, чтобы они не запаршивели, дарю им красивые заколки и ленты для волос. Они приходят сюда и ищут меня. — Старуха довольно ухмыляется. — Может, ты тоже обо мне слышала. И пришла ко мне за помощью.
Она хватает меня за руку с такой силой, что качается кабинка. Я пугаюсь, что мы перевернемся, но падения не происходит. Мы прекратили подъем — мы на самом верху. Я перегибаюсь через бортик. Пути вниз нет, меня охватывает страх. Этой штукой командует мадам. Если прежде я не была целиком в ее власти, то сейчас точно беспомощна.
Я заставляю себя успокоиться. Ни за что не доставлю этой женщине удовольствия наблюдать за моей паникой. Моя слабость — это ее вседозволенность.
Но все равно у меня стучит в ушах.
— Тот паренек, с которым ты сюда пришла… ведь не он подарил тебе это чудесное обручальное кольцо.
Это не вопрос. Она пытается стянуть кольцо с моего пальца, но я сжимаю кулак и отодвигаюсь.
— Вы оба явились мокрые, как мыши, — говорит она. Ее смех скрипит, словно ржавая подвеска нашей кабинки. — Но на тебе сплошной блеск и жемчуг. Настоящий жемчуг. — Она смотрит на мой свитер. — А он одет, как жалкий слуга.
Опровергнуть ее слова я не могу. Мадам удалось очень точно подвести итог последним месяцам моей жизни.
— Сбежала со своим слугой, Златовласка? За спиной у мужчины, который взял тебя в жены. Твой муж принуждал тебя? Или, может, не удовлетворял, и поэтому ты встречалась с этим своим пареньком? Вы тайком по ночам шуршали в гардеробной среди твоих шелковых платьев, как пара дикарей?
У меня загораются щеки, но это не похоже на смущение, которое я испытывала, когда мои сестры по мужу поддразнивали меня из-за отсутствия близости с Линденом. Ее слова бесцеремонны до тошноты. Это извращение. А от дымной вони, исходящей от мадам, мне трудно дышать. От высоты у меня кружится голова. Я закрываю глаза.
— Все было не так, — цежу я сквозь зубы.
— Тут нечего стыдиться, — говорит мадам, забрасывая руку мне на плечи. Я едва успеваю справиться с желанием заскулить. — Ты ведь все-таки женщина! Женщины — это прекрасный пол. А уж такая красавица, как ты… наверное, муж рядом с тобой превращался в животное. Неудивительно, что ты подыскала себе паренька помилее. А он ведь милее, правда? Я по глазам его вижу.
— Милее? По глазам? — выпаливаю я в ярости. Открыв веки, я устремляю взгляд на аляповатые заколки на голове мадам, лишь бы не смотреть на нее саму или на землю. — Это до того, как ваши подручные избили его до полусмерти, или после?