«Пьеро» взял его у неё и вдруг разбил об пол. Хэйли вздрогнула.
– Хочешь убить себя или попытаться меня? – он сел рядом с ней и положил ей на колени крупный острый осколок.
Хэйли, судорожно сглотнув, отчаянно замотала головой.
– Ты уверена? Если желаешь сдохнуть грязной сучкой сейчас мешать не буду, – «Пьеро» мягко провёл пальцами ей по волосам. – Может быть, хочешь сорвать с меня маску и… – он засмеялся, вкладывая осколок бокала ей в ладонь. – Попробуй. Я не буду сопротивляться ровно десять секунд! Так как есть лишь один Всевышний и Пустота. Давай… успей мне причинить боль!
Трясясь, Хэйли отбросила осколок от себя подальше.
– Боишься за своего шакала, – «Пьеро» по-хозяйски погладил ей грудь. – Любовь к кому-то, кроме Всевышнего – это слабость! Ты готова за неё платить самую высокую цену? – он взял её за подбородок и повернул лицо к себе.
Хэйли не видела его глаз за чернотой линз в маске, но ледяной ветер от его души пробрался к её горячему сердцу.
– Да, ты готова, – он отпустил её лицо. – Хочешь, чтобы твой шакал жил. Будет.
– Я хочу ему и свободы от вас, – опустив глаза, тихо призналась она.
– Ты можешь уйти, тогда он умрёт. Можешь остаться моей рабой, тогда он будет жить рабом. Можешь взлететь к Всевышнему, очищенной от греха, принеся с собой в дар множество неверных, тогда твой шакал будет жить на воле. Долго ли сможет, если узнает какой ценой? Что ты выберешь? – «Пьеро» засмеялся.
– Вы освободите его. Не скажете правду, почему он отпущен. Дадите мне с ним поговорить, чтобы я убедилась, что он на воле, а с ценой для него я сама разберусь, – угрюмо сказала Хэйли, ломая себе пальцы.
– Он получит свободу. Ты получишь звонок, поговоришь с ним. А после взорвёшь себя. Учти, посмеешь передумать в последнюю секунду и мы придём за каждым, кто дорог тебе. Папой, мамой, подругой, отчимом, всеми. Даже кошку и собаку выпотрошим, прежде чем полиция пошевелится тебе помочь. А ты и твой шакал останетесь жить, правда, в интернете опубликуют видео с вашими признаниями в любви к Всевышнему и в жажде убить всех неверных. Ты же мечтаешь его записать, не так ли? – он встал.
– Да, – почти шёпотом ответила Хэйли. Дёрнулась, ощутив, как огонь Ада зализал её душу.
– Вначале ты ознакомишься со святым текстом.
«Пьеро» ушёл. Дверь не закрылась. В помещение тяжёлыми шагами вступил широкоплечий бородач с выбритой верхней губой и, грубо сказав: «Вставай», проводил Хэйли через небольшой, тонущий в полумраке коридор, в другую камеру. Та оказалась просторней предыдущей, с большой и чистой кроватью, на которой лежало длинное чёрное платье и какая-то книга; в углу стоял новый телевизор, который вещал канал Аль Джазира; был унитаз и раковина, завешенные шторой.
– Есть дам через час, – уведомил бородач и запер дверь.
Умывшись ледяной водой, Хэйли, опустошённая, оделась. Взяла книгу в руки. Это оказался Коран, переведённый на английский язык. Как и было договорено, начала его изучать. Когда её новый сторож, как и обещал, вернулся с обедом, сделала перерыв от чтения. Окон в помещении не было, поэтому она не знала, какое время суток там, где она находится. По телевизору говорили лишь на арабском, переключить новостной канал не получалось, но выключить было легко. Судя по дате из эфира, она в плену провела уже четыре дня.
Медленно потянулись часы.
Кроме бородача, доставляющего питьё и пищу, к ней никто не приходил. Ни побоев, ни криков. Пугающая тишина, заставлявшая бояться сна. Он увлекал в свой плен, и там Алек умирал у неё на руках.
«Пьер» молчал, лишь единожды за трое суток к ней зашёл и изнасиловал, как и в прошлый раз, с той лишь разницей, что жёсткости в нём поубавилось. После этого бородатый страж принёс ей мобильный телефон. Взяв его в дрожащие руки, она под его грозным присмотром, услышала голос Алека.
– Хэйли? – обеспокоенно начал он. – Любимая моя, прости. Я подвёл тебя. Надо было быть честным, но… Хэйли, я люблю тебя. Слышишь? Люблю… Ты как? Ты на свободе? Отпустили тебя?