– Да, родной, со мной всё хорошо, – глуша рыдания, выдавила из себя Хэйли слова лжи, пропитанные желанием спасти его. – Не волнуйся. Только что зашла в нашу квартиру. Что с тобой?
– Сумел с ними договориться. Буду работать на них. Ты только никому не говори, что случилось, и однажды мы с тобой встретимся. Люблю тебя! Позвоню, как только получится, – сказал Алек и связь оборвалась.
– Алек?.. Алек! – закричала Хэйли, но из её рук вырвали телефон.
Охранник ушёл.
Свернувшись калачиком на кровати, Хэйли заплакала в голос. Её трясло, знобило.
Успокоилась она с трудом. Мысли, пронизанные осознанием того, что она сможет спасти Алека, что он жив и будет дышать полной грудью на свободе, дарили ей искры радости, но в то же время пожирали стаей гиен, клацая на сердце клыками: «Ты сама обречена!»
Провалившись внутрь вязкого, как битум, сна, Хэйли увидела в нём сквозь белёсый туман разрушенное здание, искалеченные тела незнакомых ей людей, разорванных на куски детей, услышала мёртвую звенящую тишину, разъедающую кислотой душу.
С криком проснулась в ледяном поту. Забившись в угол камеры, долго беззвучно шептала молитву, но не из Библии и не из Корана. Это была мольба охваченного лихорадкой борьбы света и темноты разума к самой жизни и смерти. Хэйли просила не дай ей погубить невиновных! Ведь вселенная мудра, и случайностей не бывает.
«Их нет. Всё есть проведение справедливой мысли Бога», – убедила она себя и, встав, побрела умываться.
Потекли монотонные дни. На пятый пришёл «Пьеро» и сказал, что пора делать видео. Дал ей новую одежду – чёрное длинное платье с накидкой, которая должна была скрыть её волосы. Переодевшись, Хэйли последовала за ним и спустя пару минут оказалась в небольшой комнате, стены которой были затянуты тёмным материалом с белыми надписями на арабском языке. Бородач, тут же пришедший к ним, дал ей в руки автомат. Сжимая в его руках, Хэйли встала напротив камеры и начала говорить заученную речь о том, как сильно любит Всевышнего, что, забрав сотни невинных людей, она им и себе дарует очищение от грехов и вечный Рай, призывала многих следовать по ей выбранному пути избавления ото лжи правительств и всех, кто продался блеску золота и хозяину вечной ночи. Горячо обличала злых духов – шайтанов – что принимают облик людей и уводят с праведной стези наивных детей Всевышнего. Указывала, что шайтаны могут сидеть в ваших родителях, любимых, в братьях и сёстрах, в отпрысках от вашей плоти и крови. Хэйли изо всех сил сталась произносить каждое слово как можно правдивее. «Пьер» кивал, явно будучи довольным. Покончив с записью, Хэйли, продолжавшую держать автомат, отвели обратно в её камеру.
Когда она села на кровать, «Пьеро», встав у выхода, сказал, что оружие настоящее и заряженное, но они ей его оставляют. Сделав выжидательную паузу, добавил, что дверь запирать не будут, а в телевизоре порой будет включаться другой канал, и она сможет видеть, как он выразился, «своего шайтана».
– Хочешь, уходи, – произнеся это, «Пьеро» покинул помещение. Дверь действительно никто не запер и больше не охранял.
«Иллюзия выбора, свободы, – смахивая слезу со щеки, подумала Хэйли. – Уйду и вы… Вы истерзаете Алека, убьёте его».
Она положила на пол автомат и, подойдя к телевизору, опустилась перед ним на колени. Стала ждать появления Алека, жадно вглядываясь в экран. И «Пьеро» сдержал обещание, спустя где-то полчаса она увидела любимого. Он, будучи хорошо одет, находился в уютной камере. Ел горячий суп, из которого шёл лёгкий пар. Хэйли пальцами провела по экрану. Поцеловала. Минут через десять изображение Алека пропало, вернулся новостной канал. Она, не чувствуя ничего, кроме как кромсающей душу боли, вернулась на кровать и принялась читать Коран. Пару раз бросила взгляд в полутёмный коридор.
«Как близки Рай и Ад. Они неотличимы…»
Спустя неделю.