— Мне нужно было принять пациентов, Ной. А почему тебя задержали?
— Я не виноват.
— А кто же виноват?
— Тейлор. Он становится таким придурком. Не знаю, что на него нашло. — Вздохнув, он откинулся на спинку сиденья. — Я-то думал, что мы с ним друзья. А выходит, он меня ненавидит.
Клэр посмотрела в его сторону.
— Ты говоришь о Тейлоре Дарнелле?
— Да.
— А что случилось?
— Все получилось нечаянно. Мой скейтборд врезался в него. И он тут же набросился на меня с кулаками. Ну, я дал сдачи, и он упал.
— Почему ты не позвал учителя?
— Никого рядом не было. А потом вышла мисс Корнуоллис, и Тейлор вдруг завопил, что это я виноват. — Он отвернулся от Клэр, но она успела заметить, как сын украдкой провел рукой по глазам.
«Он так старается казаться взрослым, — подумала она, ощутив внезапный приступ жалости, — но, в сущности, еще совсем ребенок».
— Она отобрала у меня скейтборд, мам, — тихо произнес он. — Ты не можешь вернуть его?
— Завтра я позвоню мисс Корнуоллис. Но прежде хочу, чтобы ты позвонил Тейлору и извинился.
— Но это он набросился на меня! И он должен извиниться!
— Тейлору сейчас нелегко, Ной. Его родители только что развелись.
Сын взглянул на мать.
— Откуда ты знаешь? Он что, твой пациент?
— Да.
— А что у него?
— Ты же знаешь, я не могу говорить об этом.
— Как будто ты вообще о чем-то говоришь со мной, — пробормотал он и снова отвернулся к окну.
Ей хватило ума не заглотить наживку, поэтому Клэр ничего не сказала в ответ, предпочитая молчание неизбежному спору, который мог бы возникнуть между ними, поддайся она на провокацию.
Наконец он снова заговорил, но так тихо, что она едва разбирала слова.
— Я хочу домой, мам.
— Я тебя туда и везу.
— Нет, я имею в виду домой. В Балтимор. Я больше не хочу здесь жить. Здесь нет ничего, кроме деревьев да всяких стариканов, разъезжающих на своих пикапах. Мы здесь чужие.
— Теперь наш дом здесь.
— А мой — нет.
— Ты и не пытался освоиться здесь.
— А разве у меня был выбор? Разве ты меня спросила, хочу ли я переезжать?
— Нам обоим придется привыкнуть к этому городу. Мне тоже нелегко, поверь.
— А зачем нам надо было переезжать?
Крепче сжав руль, она смотрела вперед, на дорогу.
— Ты знаешь, зачем.
Они оба это знали. Балтимор они покинули именно из-за него. Подумав о будущем сына, она ужаснулась своим мыслям. Опасные друзья, которых становилось все больше. Участившиеся звонки из полиции. В перспективе — снова залы суда, адвокаты и психотерапевты. Она представила, что ждет их в Балтиморе и, схватив сына в охапку, опрометью бросилась вон из города.
— Только из-за того, что ты утащила меня в лес, я не стану паинькой, — возразил он. — Я и здесь могу буянить с тем же успехом. Так что вполне можно вернуться.
Она остановилась возле дома и повернулась к сыну.
— Безобразия не помогут тебе вернуться в Балтимор. Либо ты станешь человеком, либо нет. Выбор за тобой.
— Разве я вообще могу делать выбор?
— Можешь, у тебя есть альтернативы. И я хочу, чтобы с этого момента ты делал правильный выбор.
— Ты имеешь в виду то, что сама считаешь правильным. — Он выскочил из машины.
— Ной! Ной!
— Оставь меня в покое! — крикнул он. И, хлопнув дверцей, пошел к дому.
Клэр не последовала за ним. Она сидела, сжимая руль, слишком уставшая и расстроенная, чтобы сражаться с сыном. Она резко сдала назад и вырулила со двора. Им обоим нужно время, чтобы остыть, привести в порядок эмоции и мысли. Свернув на шоссе Тодди-Пойнт, она поехала вдоль берега озера Саранча. Вождение в качестве терапии.
Насколько все было проще, когда был жив Питер, — стоило ему скосить глаза, сын уже смеялся. Клэр с тоской вспоминала те дни, когда они были счастливы, были едины.
«Мы осиротели без тебя, Питер. Я скучаю по тебе. Скучаю каждый день, каждый час. Каждую минуту своей жизни».
Сквозь пелену слез посверкивали огоньки прибрежных коттеджей. Она миновала изгиб шоссе, проехала Валуны, и вдруг огоньки стали не белыми, а голубыми, они будто плясали между деревьев.
Оказалось, что возле дома Рейчел Соркин припарковалась полицейская патрульная машина.
Клэр остановилась на подъездной аллее. Во дворе стояли три автомобиля — два патрульных и белый фургон. На крыльце полицейский штата Мэн беседовал с Рейчел. За деревьями мелькали лучи фонариков.
Клэр увидела Линкольна Келли, который вышел из леса. Это его движущийся силуэт выхватил луч прожектора. Линкольн не был высоким, но выделялся своей осанкой, а уверенная поступь добавляла ему солидности. Он остановился и заговорил с патрульным, потом заметил Клэр и направился к ее пикапу.
Она опустила стекло.
— Нашли еще кости? — поинтересовалась она.
Линкольн нагнулся, принеся с собой аромат леса. Сосен, земли и дымка.
— Да. Собаки вывели нас к реке, — сказал он. — Этот берег здорово размыло весной после всех наводнений. Поэтому кости и оказались на поверхности. Но, боюсь, дикие звери уже растащили большую часть по лесу.
— Медэксперт считает, что это убийство?
— Это уже не в его компетенции. Кости слишком старые. Теперь ими занимается судебный антрополог. Если хотите, можете поговорить с ней. Ее зовут доктор Оверлок.
Он открыл дверцу, и Клэр выбралась из машины. Они вместе двинулись в темноту леса. Сумерки мгновенно сгустились, превращаясь в ночную мглу. Земля под ногами была неровная, устланная опавшими листьями, и, угодив в заросли кустарника, Клэр споткнулась. Линкольн помог ей удержать равновесие. Он, казалось, не испытывал никакого дискомфорта, прокладывая путь в темноте, и его тяжелые ботинки уверенно ступали по земле.
За деревьями показались огоньки, и до Клэр донеслись голоса и журчание бегущей воды. Они с Линкольном вышли из леса на берег речки. Размытый участок уже был огорожен полицейской лентой, натянутой на колышки, а на брезенте лежали извлеченные из земли грязные кости. Клэр узнала большую берцовую кость и какие-то фрагменты, видимо, части таза. Двое мужчин в высоких охотничьих сапогах стояли по колено в воде, осторожно подкапывая берег; на их головах были закреплены фонарики.
Люси Оверлок стояла среди деревьев и разговаривала по мобильному телефону. Она и сама напоминала дерево — высокая и крепкая; Люси, совсем как лесник, надела джинсы и тяжелые ботинки. Ее волосы, почти совсем седые, были стянуты в тугой и строгий конский хвост. Она заметила Линкольна и, устало махнув ему рукой, продолжила свой разговор по телефону.
— … пока никаких артефактов, только скелетные останки. Но я вас уверяю, это захоронение не подпадает под закон о могилах [1]. Череп явно принадлежал европеоиду, а не индейцу. Что значит, как я определила? Ну это же очевидно! Черепная коробка слишком узкая, и лицо недостаточно широкое. Нет, конечно. Я не берусь утверждать на сто процентов. Но место захоронения — озеро Саранча, а здесь никогда не было поселений пенобскотов. Это племя даже не рыбачило здесь, это озеро для них всегда было под запретом. — Она подняла глаза к небу и покачала головой. — Разумеется, вы можете сами провести осмотр костей. Но сейчас нам необходимо закончить раскопки, прежде чем здесь похозяйничают звери, иначе мы вообще все потеряем. — Она нажала на отбой и сердито посмотрела на Линкольна. — Битва за право первенства.
— Из-за костей?
— Да это все закон о могилах. Охрана индейских захоронений. Каждый раз, когда мы находим останки, индейцы требуют стопроцентного подтверждения, что это не относится к их племенам. Девяносто пять процентов их, видите ли, не устраивают. — Она перевела взгляд на Клэр, которая сделала шаг вперед, чтобы представиться.
— Люси Оверлок, — объявил Линкольн. — А это Клэр Эллиот. Доктор, нашедшая бедренную кость.
Женщины пожали друг другу руки — деловое приветствие двух профессиональных медиков, встречающихся по невеселому делу.
1
Имеется в виду Закон о защите и возвращении могил коренных американцев (NAGPRA — Native American Graves Protection and Repatriation Act). Принят в 1990 году.