Батюшка, слушая странного исповедника, перекрестился и спросил только:
— Как имя твоё?
— Алексей.
— Алексей, — батюшка скорбно опустил голову. — Я буду молиться за тебя как смогу, только этим я могу помочь тебе, Алексей. Нельзя собирать все грехи людские и не стать преступником.
— Но ведь Господь наш, — возразил писатель. — Господь наш, Иисус Христос, принял на себя все грехи человечьи, поэтому и был распят!
— Ты не Бог, — покачал головой священник. — Ты можешь стать смутным зеркальным его отражением и то расплывчатым. А я, грешный, смогу только своей молитвой помочь тебе.
— Спасибо, отец, — наклонил голову Алексей Николаевич. — Всё же ответь мне, может ли человек жить без страстей и человек ли это?
Батюшка уже ничего не ответил, благословил только несказанного героя и ушёл в алтарь. Но проблема писательства так и осталась нерешённой на амвоне христианского храма. Быть может, здесь, в дацане, он сможет найти путь к решению проблем, к поискам истины? Ох уж, эти беспутные мысли. Ладно, утро вечера мудренее. Наверное, поэтому все мудрецы жаворонки.
Голос горного ручейка под утро стал громче и настойчиво будил своих гостей. Те не заставили себя долго упрашивать и, наскоро собравшись, с первыми лучами рассвета тронулись в путь. Солнце уже высоко поднялось над живописным горным массивом, высвечивая грани снежных вершин, разгоняя по ущельям ленивые тени. Наши путешественники привычно измеряли шагами горный лэм, размышляя о предстоящем расставании.
Незадолго до полудня шерп, шедший впереди, остановился, поднёс руку козырьком к глазам. Алексей Николаевич подошёл к нему, встал рядом и также приставил ладонь козырьком ко лбу, однако ничего нигде не увидел. Китаец глянул на него. В раскосых глазах, украшенных многочисленными морщинами, проскочило ехидство.
— Дацан, — шерп указал против солнца, где громоздился обрывистый склон.
Алексей Николаевич снова приставил ладонь козырьком ко лбу, но опять ничего не увидел. Его в этот момент выручило крохотное облачко, закрывшее на несколько минут яркое светило.
Словно старинная крепость над кручей стала видна ламаистская обитель. Стена храма возвышалась над обрывом, будто его сплошное продолжение в небо. Но вдруг резко обрывалась и заканчивалась зубцами, совсем как какой-нибудь средневековый рыцарский замок. Впрочем, это только казалось. Откуда здесь, на Тибете, возникнуть рыцарскому замку?
Однако же, высоко в Пиренеях, на границе Испании с Францией, тоже был монастырь-замок альбигойцев Монсегюр, завоёванный потом рыцарями. Но там всё-таки дикая Европа, а не цивилизованный Тибет. Здесь свои законы, своя жизнь. Так что средневековой крепости взяться неоткуда. В облике дацана было действительно что-то величественное, необычное, мистическое. Или это только казалось?
— Завтра в час ю [22] нужно уходить, — сказал шерп, не отводя глаз. — Не вернёшься — уйду один.
— Ты предлагаешь мне провести день и ночь мне в этом поганом логове? — усмехнулся Алексей Николаевич. — Думаю, этого не потребуется. Я и до вечера управлюсь.
Китаец снова ехидно кивнул головой, но произнёс совершенно спокойно, даже равнодушно:
— Помни, до часа ю злой дух нас не тронет. Калипе. [23]
Он, не глядя больше на своего спутника, принялся рассёдлывать лошадей. Писатель закинул за спину довольно вместительный, но полупустой альпинистский рюкзак и, весело насвистывая, потопал вверх по тропинке, опираясь на корявую дорожную палку, вырезанную из крупного ствола тиса. Такой посох вполне мог бы смахнуть и за тисовую дубину, только не драться же белый отправился в дацан с ламой и оставшимися в живых монахами! Тем более путешественнику наверняка говорили, что лама мог любого человека в мгновение ока сделать либо могущественным и богатым, либо нищим и больным, поскольку владел силой, способной поставить на колени перед ним весь земной шар.
Почему же лама до сих пор этого не сделал? Наверно, просто не хотел. Да и зачем? Ведь в тёмном инфернальном мире совсем другие законы и тамошние жители, то есть насельники, не трогают живущих в этом мире лишь потому, что незачем, то есть нечего делить.
В свою очередь человек, скажем, всегда так же относился к муравьям. Ну, есть они, ну, ползают, ну, своё государство у них, ну, какой-то нечеловеческий разум есть у них. Что с того? Пусть живут себе, выстраивают муравейники, плодятся и завоёвывают мир, если сумеют. Но самое главное, пусть не стараются научить человека жить. Что же тогда там, в этом горном прибежище?