Гость в нерешительности задержался возле двери: по звуку нечетких шагов, достигшего ее слуха, женщина поняла, что он колебался, опасаясь чего-то. Сквозь шум дождя в комнату не проникал ни один другой звук. Она набросила на себя накидку, пробираясь в кромешной тьме, чтобы зажечь свечи, стоящие на полке камина, который был всего лишь бутафорией. Им никогда не пользовались. Свечи пахли как-то странно и затхло, а при горении распространяли отвратительный сладковатый запах.
Ее сердце застучало сильнее, когда гость попробовал крепость затвора. Женщина отодвинула щеколду, на которую была закрыта дверь, и та распахнулась внутрь, впустив в комнату порыв ветра, который чуть было не задул свечи. С этим же порывом в комнату вошел сутулый человек в развевающемся плаще, распространяя вокруг запах страха. Она затворила дверь, преодолевая напор ветра, и задвинула засов. Прогремел гром, заставив пришельца оглянуться и в испуге посмотреть на дверь.
Он не стал задерживаться на пороге, еще раз оглянулся и откинул капюшон с лица, обезображенного огнем. Его глаза были широко раскрытыми, взгляд их был диким.
— Зачем ты пришел? — спросила она. Жизнь давно уже не баловала ее разнообразием событий. И так получилось, что открыв дверь, она отбросила все свои притворства, которые меняла, как платья; он знал, должен был знать, что находится в смертельной опасности.
— Кто послал тебя? — Он представлялся ей человеком, который не задумывает планы, а лишь исполняет то, что замышляют другие.
— Я один из масок. Мор-ам. — Лицо его дрогнуло, рот перекосился. Он делал неимоверные усилия, чтобы говорить, наклоняя при этом голову. — Послание. — Он вытащил записку и протянул ее дрожащей рукой.
Правая сторона лица не выглядела уродливой. Женщина обошла вокруг него так, чтобы оказаться справа, а он все это время следил за нею глазами. Большая ошибка — встретиться с ней взглядом. Она улыбнулась ему, находясь в хорошем расположении духа. Мор-ам. Имя пробудило что-то в ее памяти и вызвало интерес. Мор-ам. Женщина с интересом вспомнила это имя. Неужели этот человек опять явился с поручением от Джабала? Как гром среди ясного неба. Она наклонила голову и постояла немного, изучая эти обломки человека. — Чье послание? — спросила она наконец.
— В-возьми его. — Бумага дрожала в его руке. Она взяла записку и ощупала ее. — Что в ней написано? — спросила она, не сводя с него глаз.
— Пасынки — убит еще один. Они послали меня.
— Неужели?
— Эта проблема касается всех. М-морут. Нищие. Они убивают и тех и других.
— Пасынки, — повторила она. — Ты знаешь, как меня зовут, Мор-ам? Меня зовут Ишад. Она продолжала ходить по комнате, видя, как усилился его страх. — Ты слышал это имя раньше?
Он резко дернул головой и сжал челюсти.
— Но ты пользуешься более дурной славой, чем я — в некоторых кварталах. По тебе скучает Джабал. А ты носишь послания пасынков. Что они хотят сообщить мне?
— Все, о чем ты спрашивала меня.
— Мор-ам. — Она встала перед юношей, не сводя с него глаз. Его рука, покоящаяся до того у него на плече, рефлекторно коснулась щеки, словно успокаивая тик, подергивание мышц, учащенное дыхание. Медленно его согнутое тело распрямилось, и он встал во весь свой высокий рост; напряженные мышцы лица расслабились. Она опять начала движение, и он пошел за ней, повторяя сложные магические узоры, которые она плела, двигаясь по комнате, пока не остановилась перед большим бронзовым зеркалом, небрежно завешанным крученым натуральным шелком. Иногда с помощью этого зеркала она творила колдовство. Вот и теперь она пыталась околдовать еще одного человека, показав ему самого себя, улыбаясь при этом.
— Итак, ты сказал мне «все», — произнесла она.
— Что ты сделала? — спросил Мор-ам. Даже голос его изменился. В глазах появились слезы. — Что ты сделала?
— Я забрала твою боль. Небольшое колдовство. Это не составляет труда для меня. — Она вновь принялась ходить, а он должен был поворачиваться, чтобы следовать за ней в состоянии полной заторможенности. — Расскажи мне все, что ты знаешь. Расскажи мне, кто ты. Все. Джабал захочет знать.
— Они схватили меня, пасынки схватили меня, они заставили меня…
Она почувствовала ложь и послала боль обратно, наблюдая за тем, как его тело вновь согнулось и приобрело прежнюю форму.
— Я с-стал п-предателем, — заикался изменник, всхлипывая. — Я п-п-продал их, продал других «ястребов» пасынкам. Моя сестра и я должны были остаться жить, даже после того, как Джабал потерял все. Но как нам было выжить? Мы не знали. Но мы были должны. Я был должен. Моя сестра — не знаю. — Она позволила, чтобы боль отпустила его. Слова юноши вырывались со слезами. Он перевел глаза с нее на зеркало. — О боги!
— Продолжай, — сказала Ишад и голос ее прозвучал даже мягко, когда она поняла, что он говорит правду. — Чего хотят пасынки? Чего хочешь ты? Чем ты готов заплатить?
— Заполучить Морута. Вот чего они хотят. Короля нищих. И того человека — их человека, которого, как они думают, захватили нищие. Они хотят вернуть его обратно живым и невредимым.
— Это не шуточное дело.
— Они заплатят — я уверен в этом — они заплатят.
Она развернула записку и внимательно прочла ее, поднеся к свету. Там было многое из того, что поведал ей Мор-ам. Ей предлагали золото. Ей была обещана защита, чему она улыбнулась, но отнюдь не весело. — Здесь упоминается и о тебе, — сказала она. — Они пишут, что я могу передать тебя обратно Джабалу. Как ты думаешь, это позабавит его?
— Нет, — ответил он. Его охватил страх, многократно возросший страх: она могла даже ощущать его запах. Колдунья почувствовала покалывание в нервах.
— Когда несешь послание от мошенников, нужно быть готовым к таким маленьким шуточкам. — Она аккуратно сложила записку, перегнув ее несколько раз, пока та не стала совсем маленькой. Затем раскрыла ладонь, сделав при этом замысловатое движение рукой, и записка исчезла.
Он молча наблюдал за этим трюком фокусника, за этой дешевой комедией базара. Она развлекалась тем, что поражала его, заставив внезапно ярко гореть все свечи, от чего юноша вздрогнул и, как ей показалось, готов был спасаться бегством за дверь.
Представление не подлежало оплате. Он и не пытался сделать этого. Он стоял, не шевелясь, сохраняя, насколько это было возможно для него, чувство собственного достоинства. Тело его было напряжено, на лице пульсировал тик. Ишад сняла колдовство.
Итак, это был мужчина. По крайней мере, остатки мужчины. Остатки того, что когда-то им было. Он был еще молод. Она начала обходить вокруг него, прошла у него за спиной, с левой стороны, обезображенной шрамами. Морам, в свою очередь, поворачивался, следя за ней. Тик на его лице становился все более и более заметным.
— А что если я не смогу сделать то, что они хотят? Я отвергала их предложения и раньше. На этот раз их послание принес ты. Разве это ничего не значит? Чего хочешь лично ты?
— Б-боль.
— А. Это. Да, я могу снять ее на некоторое время. Если ты вновь вернешься ко мне. — Она подошла к нему еще ближе и взяла его обезображенное лицо обеими руками. — С другой стороны, Джабал захочет, чтобы я отдала тебя ему. Он сдерет с тебя кожу дюйм за дюймом. Твоя сестра… — Ишад коснулась губами его губ и еще глубже заглянула в глаза. — Сейчас она находится в тени ради твоего спасения. Ради того дела, которое ты сейчас осуществляешь.
— Где она? Черт возьми, где она?
— В месте, которое я знаю. Посмотри на меня! Продолжай смотреть. Вот так! Хорошо! Нет боли. Ее совершенно нет. Ты понимаешь, Мор-ам? Что ты должен делать?
— Пасынки…
— Я знаю. Кто-то из них наблюдает за домом. — Она прижалась к его губам в долгом и томном поцелуе, ее руки обвились вокруг его шеи. Она улыбалась ему. — Мой друг, у маски, за которым охотятся другие маски, не остается шансов в этом мире. Зараза коснулась даже твоей сестры. Ее жизни. Ты понимаешь? Она очень хрупкая. Ее могут схватить пасынки. Маски использовали ее только для того, чтобы она вела переговоры с пасынками. Сейчас она вообще ни с кем не общается. Ни с ними. Ни с теми глупыми людьми, которые отвергают любой союз, создаваемый людьми более умными. И Морут тоже — Морут, король нищих, знает твое имя. И ее имя. Он помнит пожар и тебя, и ее. И можно только догадываться, когда он предъявит свое обвинение — и ему потребуется оправдание. Чем ты заплатишь мне за мою помощь? Какой монетой, Мор-ам?