— Бейса Шупансеа слушает стариков, но сейчас, когда ее людей убивают, она сама становится нервной. Плодятся разговоры о сильной руке…
Заслышав грохот ударов в дверь, Молин прервал речь. — Дворец превратился в проходной двор, — пожаловался жрец, а уж он-то знал, что происходит на самом деле. — Ждите здесь и ради бога сидите тихо.
Уэлтрин и Ситен укрылись в тени, прислушиваясь к громкому неразборчивому диалогу между Молином и одним из бейсибских лордов. Нужды различать слова не было, выкрики говорили сами за себя. Бейсибец был в ярости, и Молину едва ли удалось остудить его пыл. Бейсибский лорд вылетел из комнаты, с шумом захлопнув дверь, а Молин поспешил обратно в альков.
— Они требуют результатов. — Жрец яростно потер смазанные маслом руки. — На улице Тургурт призывает к мщению и люди слушают его. В конце концов, ни один бейсибец не будет так жестоко убивать другого бейсибца, — в голосе Молина послышался сарказм. — Я не питаю особой любви к обитателям этого города, но нет ни одного мужчины, женщины или ребенка, который бы оказался настолько глуп, чтобы так обращаться с пришельцами.
Уэлтрина передернуло. — Значит, они полагают, что за убийствами стоит мужчина или женщина из Санктуария. Однако ж, по крайней мере, один труп мы обнаружили на крыше одного из дворцовых помещений. Молин, Дворец охраняется. Мы охраняем его, они охраняют. Кто-нибудь, да увидел бы убийцу.
— Так я им и ответил, и именно поэтому я убежден, что это не наш. Но нет, они напуганы. Они убеждены, что город ополчился на них и у них больше нет желания отступать, как нет желания слушать меня.
— Думаю, дело в следующем. При любом дворе есть недовольные. Я знаю, что большая часть сорвиголов группируется в Санктуарии. Но не думал, что за этим кроется что-то серьезное, я просто хотел, чтобы эти люди были под наблюдением. Заправляет ими старший сын Террая Бурека, премьер-министра Бейсы. Сын отличается от отца сильнее, чем это можно себе представить. Ни для кого не секрет, что он ненавидит своего отца, и готов пойти на что угодно, лишь бы избавиться от старика — и полагаю, рано или поздно, он начнет нагонять страх на горожан. Несмотря на это, отец покровительствует сыну и для законов Санктуария он недосягаем.
— Ты говоришь о Тургурте, не так ли? — Уэлтрин назвал я, но знакомое ему имя, хотя Ситен не могла припомнить, чтобы слышала его раньше. — Но сестра Ситен была отравлена змеиным ядом, а в Харка Бей только женщины.
— Верно, но если Харка Бей существует, то существуют и другие вещи, вроде колец с емкостями для яда и острозаточенными лезвиями, дабы имитировать змеиный укус. Мне сказали, что яд нельзя хранить отдельно от змей, но теперь я в это не верю…
— А кто этот Таркет Бугер? — осведомилась Ситен, слегка приободренная тем, что услышала имя человека, который может оказаться виновным и которому следует отомстить. — Я видела его?
— Его зовут Тургурт Бурек, — поправил девушку Уэлтрин. — Да, ты могла его видеть. Такой высокий громила, на голову выше, чем большинство бейсибцев. Я уверен, что он трус, поскольку одного я его никогда не встречал. С ним всегда рядом десяток парней. Думаю, нам не удастся наложить на него лапу, пусть даже мы подозреваем его в убийстве? — Воин с надеждой посмотрел на жреца. — Даже в этом случае.
Разговор снова прервали удары в дверь и громкие мужские выкрики на бейсибском наречии. Молин покинул альков, чтобы справиться с ситуацией, которая на этот раз оказалась хуже. Состоялся грубый разговор с двумя мужчинами, которые явно направлялись к жрецу, уже приняв решение. Когда Молин вернулся к собеседникам, его била крупная дрожь.
— Все сошлось воедино, — медленно проговорил он. — Парень обыграл нас. Нашли еще одну изуродованную бейсибку. На причале. Молодой Бурек прекрасно разыграл партию. Это были он и его отец. Они заявили, что если мы не обуздаем чернь, то массовое убийство горожан окажется на моей совести. Мужчины Бея не позволят осквернять своих женщин.
— Тургурт Бурек был здесь? — спросила Ситен, по привычке хватаясь за бедро, где должен был висеть меч. Мысленно она обругала себя за то, что не догадалась чуть-чуть приподнять занавеску, чтобы запомнить его лицо.
— Все то же самое, только теперь он сумел убедить своего отца. Уэлтрин, не представляю, как ты это сделаешь, но ты должен поддерживать мир, пока я не смогу убедить старика — или не поймаю убийц на месте преступления. — Жрец замер, словно ему в голову пришла какая-то идея. Он пристально глянул на Ситен, и девушка вздрогнула, предугадав, какой замысел родился в его голове. — Поймать их на месте преступления! Ты, Ситен, насколько ты горишь желанием отомстить? Чем ты готова пожертвовать ради этого? Тургурт преисполнен довольства и вероятнее всего пойдет в «Сладострастие» отметить победу. Он не появлялся там со дня смерти твоей сестры, но я сомневаюсь, что у него хватит воли не приходить туда долго. Если не сегодня, то завтра, он точно будет там. Он придет туда, ибо не может не развлекаться, а подобным ему не найти удовлетворения среди своевольных бейсибок.
— Теперь дальше. Каким-то образом твоя сес-гра узнала нечто, что не должна была знать и поплатилась за это жизнью. Можешь ли ты заставить его повторить ошибку и выжить, чтобы и я узнал об этом? Мне нужно наивернейшее доказательство, когда я пойду к его отцу. Не труп, от которого пожар разгорится еще больше. Мне нужен сам Тургурт и доказательство его вины. Сможешь ли ты добыть это для меня?
Неожиданно для себя Ситен кивнула, обещая ранканском жрецу, что тот получит свое доказательство, а она отомстит. Когда она говорила, что-то точно параличом сковало ее душу. Встреча с Молином казалась сном, из которого она не могла выбраться, продолжением кошмаров, из-за которых она так не любила вспоминать прошлое. Бекин умерла, но не ушла навек.
Пока жрец в купе с Уэлтрином строили планы, Ситен молчала, они посчитали это за внимание, тогда как девушка ничего не слышала, ибо мысли путались в ее голове. Жрец напоследок потрепал ее по плечу, и она вместе с Уэлтрином покинула Дворец. Во дворе, спиной к ним стояла группка беседующих бейсибцев. Один из них повернулся, чтобы посмотреть на Ситен. Он был невысок ростом, так что это был точно не Тур-гурт, но все же взгляд холодных рыбьих глаз развязал девушке язык.
— Да сохранит меня Сабеллия! Я ничего не знаю о ремесле Бекин. Я по-прежнему девственница! — подобные же слова бормотала она, когда ее отец пал оземь со стрелой в горле.
Уэлтрин остановился, недоуменно глядя на девушку. — Ты же говорила мне, что работала на Улице Красных Фонарей!
— Я говорила тебе, что пыталась работать на Улице Красных Фонарей и не смогла. Не смотри на меня так, это не так уж невероятно. Женщина, живущая в гарнизоне, находится в безопасности от мужчин, и точно так же избавлена от других женщин.
— А ты куда храбрее, чем я предполагал, — ответил воин, качая головой, — или же просто дурочка. Расскажи Миртис об этом, когда придешь к ней. Она знает, как провернуть дело к выгоде для тебя.
Ситен наморщила лоб и постаралась отогнать мысли о сегодняшнем вечере и о будущем. Оставив меч на попечение Уэлтрина, девушка отправилась на пресловутую улицу. Когда она добралась туда, уже стемнело, и некоторые из бедных, потасканных жизнью проституток, что не работали в больших домах, уже вышли на панель, хотя «Дом Сладострастия» еще был закрыт. «Таких, как ты, солдатка, там не принимают», — донеслось вслед Ситен, когда та поднималась по ступенькам к резным дверям.
Стоя у дверей, девушка чувствовала себя неуютно, стараясь не обращать внимания на реплики снизу, вспомнив, что раньше она всегда приходила сюда по утрам. Швейцар тем не менее ее признал и распахнул настежь двери. В холле постепенно начиналась жизнь, играла музыка и ходили женщины, разодетые в блестящие, украшенные цветами платья. Ситен глазела по сторонам, пока швейцар вел ее к маленькой комнате, где Миртис готовилась к вечеру.