— Не уверена, что здесь есть медведи, — ответила я.
— Не болтай чушь, Мал, — сказал Дэвид.— И убери голову с ноги моей жены.
Громко ворча, Мал выпрямился:
— Твоя жена — мой друг. Она не позволит тебе так со мной поступить!
— Это так? — Дэвид посмотрел на меня, и его лицо вытянулось. — Черт, малышка. Нет. Ты не можешь повестись на это дерьмо. Это всего на одну ночь.
— Может быть, мы поднимемся наверх, в нашу комнату. Или он может просто остаться в студии внизу или еще как-то, — я поморщилась.
Дэвид пропустил свои волосы сквозь пальцы. Синяк на его несчастной щеке нуждался в моем поцелуе. Его лоб нахмурился, как у Джеймса Дина, когда он рассматривал своего друга.
— Боже. Прекрати делать такое печальное лицо. Имей немного достоинства.
Он шлепнул Мала по затылку рукой, отчего длинные светлые волосы того полетели ему в лицо. Отступая, Мал ушел с линии огня.
— Хорошо. Я останусь в студии в подвале. Я даже съем вашу дерьмовую пиццу с брокколи.
— Дэвид, — я схватила его за футболку и потянула к себе. И он подошел, прекращая преследовать Мала.
— Предполагалось, что это будет наше время, — сказал он.
— Знаю. Оно и будет нашим.
— Да! — крикнул Мал, уходя. — Я буду внизу. Позовите, когда ужин будет готов.
— У него в каждом городе по девушке, — произнес Дэвид, сердито глядя ему в след. — Ни при каких обстоятельствах он бы не ночевал в машине. Тебя надули.
— Возможно. Но я беспокоюсь за него, — я заправила его темные волосы за уши, потом опустила руки на затылок, притягивая его ближе. Все гвоздики в его ушах были серебряные, небольшие. Череп, «Х», и суперкрошечный блестящий бриллиант. До этого я его не замечала.
Он зажал мочку уха между большим и указательным пальцем, загораживая мне обзор.
— Что-то не так? — спросил он.
— Я просто смотрю на твои серьги. Они значат что-нибудь особенное?
— Не-а, — он чмокнул меня в щеку. — Почему ты хмурилась? — он взял горсть грибов и начал раскладывать их на пиццы. — И сейчас ты снова это делаешь.
Дерьмо. Я немного выждала, прокручивая в голове варианты оправданий. Я понятия не имела, как он отреагирует на то, что я знаю информацию, которую мне рассказала Лорен. Что если он подумает, что это я расспрашивала о них? Начинать спор был не лучший выбор. Но и лгать тоже. По большому счету, утаивание было ложью и это немаловажно. Я это понимала.
— Я сегодня разговаривала с Лорен, моей подругой.
— Ммхмм.
Я просунула руки между ног и, мешкая, крепко сжала их.
— Она и в самом деле ваша большая фанатка.
— Ага, ты говорила, — он улыбнулся мне. — Мне позволено познакомиться с ней или она также под запретом, как и твой папа?
— Ты можешь встретиться с моим отцом, если хочешь.
— Хочу. В ближайшее время съездим в Майами, и я представлю тебя своему, ладно?
— Мне нравится это, — я сделала глубокий вдох, прежде чем сказать: — Дэвид, Лорен кое-что рассказала мне. И я не хочу это скрывать от тебя. Но я не знаю, как ты отреагируешь на те факты, которые она мне рассказала.
— Факты? — он повернул голову, сощурившись.
— О тебе.
— Эх, ясно, — он взял две горсти натертого сыра и разбросал их по пиццам. — Так ты не искала информацию обо мне в Википедии или в подобном дерьме?
— Нет, — сказала я, ужаснувшись этой мысли.
— Ничего страшного. Что ты хочешь узнать, Эв? — пробормотал он.
Я не знала, что сказать. Так что я схватила свою содовую и выпила залпом примерно половину. Плохая идея — это не помогло. Вместо этого, мои мозги слегка обмерзли, жаля чуть повыше переносицы.
— Давай. Спрашивай меня все, что хочешь, — сказал он.
Он был недоволен. Сердито сведенные на переносице брови прекрасно мне это продемонстрировали. Не думаю, что когда-либо встречала такое выразительное лицо, как у Дэвида. Или, может быть, он просто полностью очаровал меня.
— Хорошо. Какой твой любимый цвет?
— Это не то, о чем тебе рассказывала твоя подруга, — он усмехнулся.
— Ты сказал, я могу спросить все, что хочу, и я хочу знать какой твой любимый цвет.
— Черный. И я знаю, что это на самом деле не цвет. Я пропускал много школьных занятий, но в тот день я был,— его язык двигался за щекой. — Что на счет твоего?
— Голубой, — я наблюдала, как он открыл дверцу духовки. Формы для выпечки с грохотом стукнули по решетке. — Какая твоя любимая песня?
— Мы охватим все основные моменты?
— Мы женаты. Думаю, это было бы замечательно. Мы вроде как пропустили большинство из «нужно-знать» вещей.
— Ладно, — уголок его рта приподнялся, и он послал мне взгляд, который говорил, что он согласен играть в «избегание». Появилась легкая улыбка.
— У меня много любимой музыки, — сказал он.— «Four Sticks» Led Zeppelin 18в этом числе. Твоя — «Need You Now» Lady Antebellum 19, в исполнении человека, изображающего Элвиса. К сожалению.
— Да ладно. Я была нетрезвая. Это несправедливо.
— Но это правда.
— Может быть, — мне по-прежнему было жаль, что я не помнила этого. — Любимая книга?
— Я люблю комиксы. Типа «Посланник ада», «Проповедник».
Я наполнила рот содовой, пытаясь придумать гениальный вопрос. В моей голове появлялись только всякие явно банальные. Я ужасна при знакомствах. Видимо, все же хорошо, что мы пропустили эту часть.
— Стой, — сказал он. — А твоя?
— «Джейн Эйр». Что насчет любимого фильма?
— «Зловещие мертвецы-2». Твой?
— «Переступить черту».
— Тот про мужчину в черном? Прикольно. Хорошо, — он хлопнул в ладоши и потер их друг об друга.— Моя очередь. Расскажи что-нибудь ужасное. Что-то, в чем бы ты не призналась ни одной другой живой душе.
— О, есть кое-что, — ужасное, но по-хорошему. Почему я не придумала подобный вопрос?
Он усмехнулся, держа во рту горлышко бутылки с пивом, очень довольный собой.
— Дай мне подумать...
— Время ограничено.
— Нет ограничения времени, — я прищурилась, глядя на него.
— Есть, — сказал он. — Потому что так ты не сможешь постараться и придумать что-то полухреновое, чтобы рассказать мне. Ты должна рассказать первую ужасную вещь, которая пришла тебе в голову, и о которой ты не хочешь, чтобы кто-нибудь еще узнал. Это честно.
— Хорошо, — фыркнула я. — Я целовалась с девочкой по имени Аманда Харпер, когда мне было пятнадцать.
Он поднял подбородок:
— Ты целовалась?
— Да.
Он придвинулся поближе, глядя с любопытством:
— Тебе понравилось?
— Нет. Не совсем. Я имею в виду, было нормально, — я, ссутулившись, вцепилась в край столешницы. — Она была школьной лесбиянкой, и я хотела проверить, вдруг я тоже была одной из них.
— В твоей школе была только одна лесбиянка?
— Ох, я подозревала еще нескольких человек, но только она открыто заявляла об этом. Она сама себя так именовала.
— Хорошо для нее, — его руки легли мне на коленки и раздвинули их, освобождая место для него. — Почему ты думала, что была лесбиянкой?
— Точнее, я надеялась, что была би, — сказала я. — Больше выбора. Так как, честно говоря, парни в школе были...
— Они были что? — он сжал мою попу и, двигая меня по столешнице, приблизил к себе. Я нисколько не сопротивлялась.
— Они на самом деле меня не интересовали.
— Но поцелуй с твоей лесби-подругой Амандой также не заинтересовал тебя?— спросил он.
— Да, не заинтересовал.
Он цокнул языком:
— Блин. Это печальная история. И, между прочим, ты обманываешь.
— Что? Как?
— Ты должна была рассказать мне что-то ужасное, — его улыбка осталась позади.— Рассказать мне о твоем поцелуе с языком с девочкой — это даже отдаленно не ужасно.
— Я не говорила, что было с языком.
— А было с языком?
— Слегка. Легкое касание, возможно. Но потом я забеспокоилась и остановилась.
Он сделал еще глоток пива:
— Твои кончики ушей снова стали розовыми.
— Держу пари так и есть, — засмеялась я и наклонила голову. — Я не обманываю. Я никому не рассказывала об этом поцелуе. Я собиралась унести это с собой в могилу. Ты должен гордиться тем, как я доверяю тебе.