— Да, но рассказать мне что-то, что я, скорее всего, найду возбуждающим — это обман. Ты должна рассказать мне что-то ужасное. Правила ясны. Попробуй снова и на этот раз расскажи что-нибудь страшное.
— Это очень возбуждающе?
— В следующий раз, когда я буду принимать душ, я, определенно, воспользуюсь этой историей.
Я прикусила язык и отвела взгляд. Воспоминания этого утра, как Дэвид намыливает мои руки, а затем притягивает их к себе, атаковали мой рассудок. Мысли о нем, мастурбирующем из-за моего рассказа о подростковом сексуальном эксперименте... «удостоены чести» не совсем правильные слова. Но я не могла сказать, что мне не понравилась эта идея.
— Ну, только представь меня постарше. Пятнадцать — немного отвратительно.
— Ты всего лишь поцеловала ее.
— Ты оставишь все как есть в своей голове? Ты будешь уважать точность и правомерность, и не зайдешь дальше в том, что было между мной и Амандой?
— Хорошо. Я представлю тебя старше. И чертовски безумно любопытной, — он притянул меня ближе, снова используя свой «руки-на-моей-попе» метод, и я обхватила его своими руками.
— Теперь, давай снова, и на этот раз как следует.
— Ага, ага.
Он медленно целовал одну сторону моей шеи:
— Ты ведь не солгала на счет Аманды?
— Нет.
— Хорошо. Мне понравилась эта история. Ты должна рассказывать мне ее чаще. Теперь давай-ка снова.
Я колебалась, оттягивая. Дэвид прислонил свой лоб к моему, тяжело вздохнув:
— Просто, черт возьми, расскажи что-нибудь.
— Я не могу ни о чем думать.
— Чушь.
— Я не могу, — проскулила я. В любом случае я не хотела бы делиться всем.
— Скажи мне.
Я застонала и слегка ударила своим лбом о его лоб.
— Дэвид, ты последний человек, перед кем я хотела бы выставить себя с плохой стороны.
Он отстранился, осматривая меня:
— Ты переживаешь из-за того, что я подумаю о тебе?
— Конечно.
— Ты честная и хорошая, детка. Ничего из того, что ты могла сделать, не может быть настолько плохим.
— Но честность — не всегда хорошо, — сказала я, пытаясь объясниться. — Я постоянно открываю свой рот, когда не должна. Высказываю свое мнение людям, когда должна бы промолчать. Я сначала делаю, потом только думаю. Посмотри, что произошло в Вегасе между нами. В то утро я не задала ни одного правильного вопроса. И я всегда буду сожалеть об этом.
— В Вегасе была экстремальная ситуация, — он рукой гладил мою спину, успокаивая меня. — Тебе не стоит беспокоиться об этом.
— Ты спросил меня, как я себя почувствовала, когда на тебе висела та поклонница в ЛА. Тогда я справилась с этим. Но суть в том, что если бы такое случилось сейчас, и какая-то женщина попыталась прилипнуть к тебе, я бы, вероятно, сильно расстроилась. Я не всегда смогу спокойно реагировать на шумиху вокруг тебя. Что тогда произойдет?
Он издал горловой звук:
— Не знаю, я, в конце концов, пойму, что ты человек? Что ты иногда можешь выходить из себя, как и все остальные?
Я не ответила.
— Мы оба вспыльчивы, Эв. Это данность. Мы просто должны быть более терпеливыми друг с другом, — он положил палец на мой подбородок, приподнимая его так, чтобы он поцеловать меня. — Теперь скажи мне, что тебе сегодня рассказала Лорен.
Я уставилась на него, застигнутая врасплох и загнанная в угол. Мои внутренности скрутило в узел. Я должна сказать ему. Этого не избежать. Я не могла контролировать то, как он отреагирует.
— Она рассказала мне, что твоя первая девушка предала тебя.
Он на мгновение зажмурился.
— Да. Такое было. Мы были вместе очень долго, но... я всегда был либо на записи, либо на гастролях, — произнес он. — Мы были в турне по Европе в течение восьми-девяти месяцев, когда это произошло. Гастроли разрушают много пар. Поклонницы и весь этот образ жизни могут по-настоящему испортить тебя. Оставаться все время позади, вероятно, также нелегко.
Держу пари, что это так.
— Когда у тебя следующие гастроли?
Он покачал головой:
— Пока не назначены. И не будут до тех пор, пока мы не запишем новые песни, а этого до сих пор не произошло.
— Ясно. Как это работает? Я имею в виду, ты веришь что то, что происходит в турне, там и остается? — спросила я. Границы наших отношений в действительности никогда не устанавливались. А именно, что значит наш брак? Он хотел, чтобы мы были вместе, но у меня есть учеба, работа, моя жизнь. Возможно, хорошие жены бросили бы все это и поехали бы с группой. Или, возможно, жен даже не приглашали. Я не имела ни малейшего понятия.
— Ты спрашиваешь меня, планирую ли я изменять тебе?
— Я спрашиваю, как мы подстроимся друг под друга.
— Понятно, — он зажал губы между большим и указательным пальцами. — Ну, я думаю, не поступать плохо по отношению друг к другу было бы хорошим началом. Давай возьмем это за правило для нас, хорошо? Что касается группы и остального, я думаю, мы разберемся с этим постепенно.
— Согласна.
Он молча отстранился от меня и пересек лестничную клетку.
— Мал?
— Что?
— Захлопни там дверь и запри ее, — крикнул Дэвид. — Не поднимайся сюда ни при каких обстоятельствах. Пока я не скажу тебе, что можно. Понял?
Пауза, потом Мал крикнул в ответ:
— А если пожар?
— Сгори.
— Пошел ты, — хлопнула дверь в подвал.
— Запри ее!
Ответ Мала был приглушен, но его раздраженный тон было прекрасно слышно. Эти двое были более похожи на настоящих братьев, чем Дэвид со своим родным братом. Джимми был придурком, и это только одна из очень хороших причин, по которым мы никогда не должны возвращаться в ЛА. К сожалению, долго скрываться в Монтерее было невозможно.
Колледж, группа, семья, друзья и так далее и тому прочее.
Дэвид схватился сзади за свою футболку и стянул ее через голову.
— Правило номер два, если я снимаю футболку, то ты тоже снимаешь свою. Без футболок — теперь это правило будет использоваться для подобных разговоров. Я знаю, нам нужно поговорить кое о чем. Но мы можем облегчить это.
— Так мы облегчим это? — ну очень сомневаюсь. Вся эта гладкая, горячая кожа просто ждала моих прикосновений, а мои пальцы жаждали сделать это. Необходимость удерживать язык во рту, в то время как его плоский живот и кубики пресса будут выставлены на показ, подвергала проверке мою силу духа. Вся эта красивая кожа с татуировками выкидывала из головы любую последовательную мысль. Боже милостивый, мужчина имел власть надо мной. Но погодите-ка, мы ведь женаты. Фактически, я была обязана пожирать глазами своего мужа. Это было бы неестественно и неправильно, если бы было иначе.
— Снимай, — сказал он, указывая подбородком на мою ненужную часть одежды.
На лестничной клетке стало тихо и спокойно. Никаких признаков жизни.
— Он не поднимется сюда. Я обещаю, — руки Дэвида схватили край моей футболки и осторожно потянули ее через мою голову, высвобождая конский хвостик, когда футболка застряла на нем.
Когда он потянулся руками к моему лифчику, я прижала предплечья к своей груди, удерживая лифчик на месте.
— Почему я не могу остаться в лифчике, просто на всякий случай...
— Это против правил. Ты действительно уже хочешь нарушить правила? Это на тебя не похоже.
— Дэвид.
— Эвелин, — Дэвид расстегнул застежку моего лифчика. — Мне нужно видеть твою голую грудь, малышка. Ты даже не представляешь как я, черт побери, люблю их. Отпусти.
— Почему ты придумываешь все эти правила?
— Я придумал только одно. О, нет — два. У нас также есть правило про измены, — он потянул за мой лифчик, и я ослабила хватку, позволяя ему снять его. Хотя я и не убрала руки.
— Давай, придумай какие-нибудь правила, — произнес он, дотрагиваясь своими пальцами до моих рук, заставляя каждый маленький волосок встать дыбом.
— Ты пытаешься отвлечь меня от разговора тем, что мы без одежды?