Вот он, противник…
Юкио на экране улыбнулся.
— Привет, Тикако. Мне малость неловко, не хотелось бы драматизировать или еще чего-то такого, но… если ты видишь все это, значит, я мертв. — Губы его продолжали улыбаться, но глаза потемнели, взгляд сделался предельно серьезным. — Когда мы были здесь вместе, я чувствовал себя… странно. Точно меня разорвали надвое. Наверное, моя западная половинка не очень хорошо ужилась с нихондзином . И — может быть, я, конечно, ошибаюсь — точно такая же внутренняя борьба шла в тебе. Когда отец сказал, что ты уехала обратно в Америку, я решил, что ты, наверное, сочла все, что было между нами, ужасной ошибкой…
Он так и не узнал… Он так и не получил моего письма.
— Знаешь, Тикако, все это было очень нелегко. Я не мог просто так взять и отвернуться от своей семьи. Наверное, ты бы чувствовала то же самое по отношению к своему отцу. И своей стране. Даже не знаю, как бы мы справились со всем этим. Но хотел бы тебе сказать, что как-нибудь наверняка справились бы. Это я узнал от тебя, Тикако. Если любовь крепка, для нее нет препятствий. Скорее всего, ты уже знаешь, что ООН велела нам присоединиться к войне против Соединенных Штатов. Я ненавижу это распоряжение всей душой, но — в силу того, кто я и что я, должен повиноваться. Таково мое… наверное, ты бы сказала, «наследие». Наследие самураев. Я сделаю то, что должен сделать. И, если придется, погибну. Но хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя всем своим сердцем и всегда буду помнить о тебе… у нас обязательно все получилось бы, будь судьба к нам хоть немного благосклоннее. Помни меня, Тикако.
— А-а, Тоси-тян ! — воскликнул кто-то неподалеку. — Исё-ни ко-най ?
— Има ику ! — ответил Юкио, снова поворачиваясь к экрану — Мне пора. Я просто хотел сказать… что люблю тебя. Где бы я ни был. Саенара , Тикако.
Много-много позже в гостиную в поисках Кэтлин заглянул Джефф Уорхерст. Разгадав жертву ферзя, он целый час провел в поисках плана, позволявшего бы не брать фигуру, но при том сохранить возможность продолжать игру. Наконец подходящее решение вроде бы нашлось, и ему не терпелось его испытать, но, заглянув в комнату, он увидел, что Кэтлин все еще сидит на полу, уткнувшись лицом в сложенные на столике руки, и тихонько плачет. Некоторое время он размышлял, не войти ли к ней, но вскоре передумал, тихонько прикрыл дверь, оставляя Кэтлин наедине с ее горем.
После смерти отца он сам узнал, что такое горе. И — как необходимо порой побыть одному…
Среда, 4 июля;
03:43 по времени гринвичского меридиана.
«Сидония-1»; Сидонийская равнина, Марс;
сол 5672-й; 15:10 по марсианскому солнечному времени.
Майор Майк Гарроуэй вышел из главного модуля «Сидонии-1». Был день, и пески Сидонийской равнины золотились в лучах яркого марсианского солнца.
Да, здесь в самом деле было прекрасно… несмотря даже на отсутствие теплого океана.
Странно, но Гарроуэю начинал нравиться Марс, во всей своей безлюдной, пронзительной красоте, во всем своем песчаном, каменном, холодном величии. Конечно, с океаном все-таки нечего было и сравнивать, и Гарроуэй все так же мечтал о собственном причале на Багамах, но притом собирался вовсю наслаждаться оставшимся временем на Марсе. Кэтлин, наверное, будет довольна отцом.
Он надеялся, что с Кэтлин все в порядке. После боя, когда была восстановлена связь с Землей, они начали часто обмениваться письмами. Но вскоре, всего через несколько дней, она перестала отвечать, и это тревожило все сильнее и сильнее. В конце концов генерал Уорхерст сообщил ему о том, что Кэтлин звонил лично министр международной торговли и индустрии Японии. И хотя Агентство национальной безопасности, конечно же, расшифровало и записало их разговор, Уорхерст о его содержании ничего не знал. А сама Кэтлин ничего не сказала ни ему, ни Гарроуэю.
— Будь я проклят, если знаю, о чем они там беседовали, — сказал ему Уорхерст. — Знаю только, что она ездила в Японию в мае, перед самой войной… да еще — что через четыре дня после этого проклятого звонка из Токио поступили первые данные о том, что они готовы перейти на нашу сторону, если мы гарантируем им доступ к сидонийским находкам. Да, Марк, похоже, дочка твоя — вовсе не проста…
Не проста? Да, это уж точно. Однако он с ней еще поговорит! Что ей, интересно, понадобилось в этой Японии? Почему отцы всегда все узнают последними?
Значит, еще тринадцать месяцев на Марсе… а потом — еще семь, на дорогу обратно.
Гарроуэй очень скучал по Кэтлин. Но встретиться со своей девочкой, так сразу, без всяких предупреждений, превратившейся во взрослую молодую женщину, ему удастся только через двадцать месяцев.
Что ж, срок не такой уж астрономический. Можно и подождать.
Слава богу, хоть здесь, на Марсе, война закончилась. Штатские могут сколько угодно стонать, проклиная идиотизм войны, но только военный, лично смотревший в лицо этого злейшего из Четверых Всадников, способен оценить всю неприглядность, весь ужас, всю глупость и всю колоссальную бесплодность войны.
На Земле, как ему было известно из выпусков «ННН» и регулярных сообщений, война продолжалась… однако после того, как Япония отошла от ООН, баланс сил слегка сместился в пользу американо-русского альянса. Ракетные удары почти прекратились после потопления трех ракетоносцев ООН, два из которых уничтожила ЛУВЭ станции «Шепард», отремонтированной и заново укомплектованной. В пустыне северной Мексики продолжались отчаянные бои, и двадцать пятого войска второй бронетанковой дивизии взяли Монтерей. На севере американские войска вошли в Лонгнейль, и теперь их отделяла от Монреаля, квебекской столицы, лишь река Святого Лаврентия. Поговаривали о секретных переговорах, в результате которых Квебек вот-вот выйдет из ООН и прекратит военные действия. С выходом из войны Японии, флот США получил возможность войти в пролив Лаперуза, пересечь Японское море и доставить подкрепления к русским, чтобы поддержать их под Владивостоком. Несколько часов назад, согласно последнему выпуску «ННН», второй дивизион Корпуса морской пехоты США высадился на Кубе, в Матансасе.
После всех ужасов ракетных ударов ООН, Четвертое июля в этом году обещало выдаться чертовски славным.
Конца войне пока что видно не было, однако перелом определенно наступил. По крайней мере, так оценивали события морские пехотинцы в Сидонии. Они были полностью уверены в себе и встретили новость о скором прибытии «Фокона» с французскими солдатами на борту с хорошим, оптимистическим юмором. Теперь морская пехота контролировала все орбитальные шаттлы на планете; интересно, каким образом пассажиры «Фокона» собираются спуститься с орбиты? Придется им принять любые предложенные морскими пехотинцами условия… либо остаться на орбите навсегда.
Однако Гарроуэй принял некоторые меры предосторожности на случай, если ООН снабдила «Фокон» собственным орбитальным шаттлом — что вряд ли, если учесть, сколь высоко отношение топлива к массе в прямом рейсе «Земля-Марс».
Столетие назад, когда японские войска вторглись на крохотный остров Уэйк, вскоре после нападения на Пирл-Харбор, как утверждали изустные легенды, командира морских пехотинцев, державшихся на обреченном острове, спросили, не нуждается ли он в чем-нибудь. Апокрифический ответ его был таков: «Пришлите еще япошек». Скорее всего, ничего подобного на самом деле не было, однако морские пехотинцы в Сидонии отряхнули со старой байки пыль и вновь ввели ее в употребление. Новый вариант выглядел так: «Майор отправил в Пентагон требование на оборудование для отдыха и развлечений, вот они и шлют нам еще французов».
Перед входом в главный модуль, между жилыми помещениями и посадочной площадкой, все так же реял, развевался на вбитом в песок флагштоке американский флаг. Как и на Луне, его поддерживал в развернутом положении кусок проволоки, хотя ветра чаще всего было достаточно, чтобы расправить, развернуть легкое полотнище.
Как оказалось, снимки Дэвида Александера, запечатлевшие подъем флага во время боя за Сидонию, были размещены им в Спейснете. Кадр, где пятеро морских пехотинцев вбивали в марсианскую землю пятиметровый флагшток, так ярко напоминал о подъеме флага над Иводзимой, что по последним сведениям, корпусной отдел по связям с общественностью был завален просьбами прислать этот снимок, хотя его свободно можно было достать в Сети.