Сегодня утром она пришла в храм в поисках тихого, уединенного места, где можно подумать. О ней самой, о Юкио, об их возможном будущем… если у них вообще есть какое-либо будущее. Несколько дней до того, как Юкио следовало явиться на базу, они вместе ездили по Японии, и, как она и опасалась, вдали от Киото он вел себя лишь чуть менее официально, чем в доме своего отца. Нет, ее расстраивало не просто отсутствие секса — с этим она легко справлялась и прежде. Ни при чем был и недостаток тех прилюдных проявлений близости, к которым она привыкла дома — пожатия рук, прогулок рука об руку… Жизнь в Японии и разговоры по-японски почти заставили ее почувствовать себя японкой. На следующий же день после приезда, по дороге в Токио, она увидела в вагоне поезда молодую пару, державшуюся за руки, и была потрясена, и в то же время — очень удивлена своей реакцией. Нет, проблема лежала гораздо глубже.
Она боялась того, что Юкио теперь, быть может, смотрит на нее, как на хэн-но гайдзин , как на женщину, которая никогда не проникнется духом Японии, независимо от владения языком или знания обычаев. Ей вспомнилось, как прежде, еще в Штатах, они обсуждали трудности, с которыми может столкнуться смешанная пара. Юкио как человек практичный указывал на проблемы, с которыми до сих пор сталкиваются иностранцы в Японии, и на провинциальность большей части Америки. И она всегда возражала: если они любят друг друга, для них нет ничего невозможного… Видимо, в этом и было дело: должно быть, Юкио осознал, что его любовь к ней недостаточно крепка.
По обеим сторонам дорожки, ведущей к храму, тянулась высокая бамбуковая ограда. Пальцы Кэтлин легонько скользили по бамбуковым стволам, пока она шла вперед, низко склонив голову. Ограда резко оборвалась — теперь дорожка шла вдоль берега озерца. Увидев отражение храма в воде, Кэтлин затаила дыхание. Теперь она понимала, отчего его называют Золотым Павильоном. Храм, высотой в три этажа, под крышей из золотых «лепестков», ослепительно сиял и над водой, и в ее зеркале. Найдя себе место у воды, Кэтлин села, размышляя о том, как странно все вокруг. Ее любовь к Юкио была сильнее, чем когда-либо, и именно в этот момент его любовь к ней начала увядать.
Она извлекла из футляра ПАД и снова проверила сетевые новости. Ничего. Новая порция шума вокруг Мехико. Антиамериканские и антипришельческие выступления в Париже и Квебеке. В Риме — новый мессия, обещающий, что инопланетяне вскоре вернутся за всеми истинно верующими. И — никаких указаний на то, отчего японские военные базы могли быть приведены в состояние повышенной боеготовности. Что ж, посмотрим почту. Кое-что из университета… О, вот это да! Кэтлин улыбнулась. Как жаль, что Юкио нет здесь! Они всегда дружески соперничали друг с другом в оценках, хотя он и проходил углубленный курс и заявлял, что для углубленного курса «Би» равно «Эй» для обычного, но она никогда не поддавалась на подобные провокации. Да и все равно оценки ниже, чем «Эй», он получал лишь изредка.
Что еще? Хм-м, письмо от отца. Занятно. Она только вчера получила от него длинный вид-мэйл, а пишет он обычно не чаще раза-другого в неделю. Странно и то, что в письме — только текст… и все зашифровано. Что за?.. Запустив свою программу, Кэтлин от души понадеялась, что в письме — не какие-нибудь глупости, наподобие дурацкой истории о двух археологах. И надежды ее более чем оправдались…
Кэтлин!
Тикако, это — срочно. Передай приложенное сообщение дяде Уолту. Ты знаешь, как Кошка, скорее всего, стережет норку прямо сейчас, так что обратно лучше езжай через Японию. Спасибо!
Целую. Папа.
Уолт, старый геморройщик, слушай сюда и слушай внимательно. Голубые мальчики затеяли Пирл-Харбор 27 мая в 12:07 по Гринвичу. Босс слег, но скоро будет о’кей. Вынужденно перебазированы на Красную Планету. Охрана накрыта, трактор наш. Идем на Дерну, открыто и чистосердечно.
Навеки твой, Марк.
Прежде чем Кэтлин что-либо поняла, ей пришлось перечесть письмо трижды. По мере того, как намеки отца становились понятны, рот ее все шире и шире открывался от удивления. «Голубые мальчики» — должно быть, солдаты ООН. Пирл-Харбор… неожиданная атака? «Вынужденно перебазированы»… то есть захвачены в плен?
Но ведь морские пехотинцы наверняка не собираются оставаться там, куда их заключили!
Странное, незнакомое чувство охватило ее при вести об их побеге. Кэтлин не сразу поняла, что чувство это — гордость, что она гордится и морской пехотой, и своим отцом…
С отцом явно что-то произошло. Писал совершенно не тот человек, что собирался после полета на Марс уйти в отставку, а на Земле выполнять свою работу спустя рукава, лишь бы отбыть время. Писал настоящий боевой командир… Интересно, что случилось с полковником Ллойдом? Из письма следовало, что теперь отрядом командует майор Марк Гарроуэй…
Разгадав намек на станцию «Хайнлайн», Кэтлин улыбнулась. Что ж, папка, вот и принесли тебе пользу «все эти фантастические книжки».
Итак, как же быть с этим письмом дальше? Ясно одно: его нужно передать по адресу как можно скорее. Но — каким образом?
Дядя Уолт — это, конечно же, полковник Уолтер Фокс. Они с папкой дружат еще с тех пор, когда ее и на свете не было, потому для Кэтлин он и его жена всегда были тетей и дядей. Именно Уолтер и Мелани Фокс заботились о ней, когда умерла мама, а отца командование отправляло куда-нибудь за море. Вопрос был в том, можно ли рисковать, пересылая письмо открыто? У Кэтлин имелись еще несколько шифровальных программ, но откуда ей знать, какая из них найдется и у дяди Уолта?
Кэтлин еще раз пробежала взглядом вторую часть письма и сделала поправку на токийское время. Значит, войска ООН захватили их в 21:07 воскресенья… то есть вчера. Последнее письмо от Юкио пришло в субботу, а как раз вчера ее письма к нему начали возвращаться обратно. И это — явно не простое совпадение. Видимо, японское правительство закрыло базу по распоряжению ООН… Нет, из Японии письмо отправлять нельзя. Придется возвращаться в Штаты — и как можно скорее.
Поначалу Кэтлин хотела вернуться в студенческий отель на такси, но тут же сообразила, что на метро выйдет быстрее. Быстро упаковавшись и сдав номер, она снова воспользовалась метро, доставившее ее на ближайшую станцию монорельсовой дороги, откуда она первым же прямым поездом отправилась в Кансаи. Там, немедленно заняв один двух переговорных пунктов, она поинтересовалась расписанием полетов. Проклятье ! Когда поезд прибудет в Кансаи, до посадки на ближайший «Стар Рэйкер» в Штаты останется меньше десяти минут, а следующий — только через четыре часа… да еще — будут ли билеты? По дороге в Японию «Стар Рэйкер» был полон, незанятых мест она не заметила…
Так… Что еще она может предпринять? В конце концов, вовсе незачем спешить с этим письмом. Что они могут сделать — отправить ответ: "Держитесь, подкрепление в пути, встречайте через шесть месяцев?" Но все же для них (Кэтлин сама толком не знала, кто такие эти «они») информация о том, что сделала ООН, может оказаться важной.
Кроме того, едва сопоставив время нападения с закрытием базы Юкио, она чувствовала непрестанную тревогу, подсказывавшую, что в Японии задерживайся не стоит. В сознании всплыли слова «враждебный иноземец», и она вздрогнула.
Итак, есть ли до отлета второго «Стар Рэйкера» еще что-нибудь? А, вот. Только до Лос-Анджелеса, но, может быть, она остановится на несколько дней в Кэмп-Пендлтоне, у дяди Уолта и тети Мелани, прежде чем отправляться на Восток? Взглянув на цену, Кэтлин присвистнула. А, ладно. Что толку в этих «Америкэн Экспресс», если не пользоваться ими, когда они действительно нужны? Подключившись к «Заказу билетов», она нажала клавишу «манжеты», передавая код своей кредитки. Теперь — все. За исключением одного…
Она специально решила подождать до поезда, чтобы воспользоваться закрытым переговорным пунктом, где можно спокойно надиктовать письмо — вернее, письма, — а заодно скоротать таким образом время. Первое не представляло никаких затруднений: выразить благодарность за оказанное гостеприимство и сожаление о необходимости срочного отъезда по-японски было легче легкого. Второе же — совсем другое дело. То, что она хотела сказать Юкио, не было предусмотрено японскими традициями. Она хотела сказать, как сильно любит его, но в то же время — что хочет предоставить ему полную свободу. Если он разрывается на части между долгом и верностью своей семье и своей стране, с одной стороны, и любовью к ней, с другой, — ей хотелось бы… ей необходимо было освободить его…