Выбрать главу

– Барболка? Где ты, Барболка?!

Откуда взялась малышка с испуганными глазами? Почему у Янчи такое лицо? Куда делись пронизанные солнцем цветущие деревья? Когда кончилась весна? Когда наступило утро?

– Охотнички вечные, сказал бы кто – не поверил…

– Прошло, как есть прошло!

– Как и не было!

– Рука господарская, одно слово!

Чего от него ждут, а ведь ждут! Холодно, больно, но так всегда бывает. Счастье во сне, боль на рассвете.

Миклош Мекчеи стер со лба холодный пот. Рядом Барболка гладила по голове чернявую девчушку, а на плечах у нее был плащ Янчи. Это не было сном, но опухоль спала, нога малышки была ногой, а не жутким бревном. Утренний ветер коснулся щеки, словно ладонью, и затих, только качались, осыпая росу, зрелые травы.

- Бери пока берется… Мы танцевали. Теперь танцуй сам, танцуй и пой! А я с тобой… с тобой…

– К мамке б ее, не таскать же с собой!

– Точно. На мармалюцу идем, там малым не место!

– Не найдем. Заря встала, след остыл…

- Танцуй, Миклош, танцуй!

Сын алатского господаря оглянулся на теребивших сабли витязей и наклонился к девчушке:

– Марица, кто тебя свел?

– Илька, – малышка доверчиво улыбнулась, – она Пирошку нашла… На мельнице. Я и пошла. Барболка! Барболка, ты где?

Дети что солнышко по весне. Вот смеется, а вот уже и плачет. Барболка подхватила Марицу, что-то зашептала. Какие у нее глаза, у оленей и то меньше.

– Гица, – окликнул Янчи, – знаешь, где мельница?

– Знаю, – голос женщины дрогнул, – там она гнездо и свила, больше негде. Мельничиха прикормила. То из-за меня все…

Из-за нее?! Может, и так. За такую Рассвета и то не жаль. Витязь оглянулся на свиту – губы у всех сжаты, на скулах желваки играют. Миклош Мекчеи поправил ворот и бросил:

– Елек, отвези малышку в село. Остальные – на мельницу!

2

Барболку взял в седло Янчи, и Миклош стерпел – негоже сыну господаря при всех хватать чужую жену, да и не до любви сейчас. Если мармалюца вырвется, тем, кто ее загонял, беды не миновать. Миклош поравнялся с Янчи, заставляя вороного идти голова в голову с рыжим.

– Гица, скольких гостья прибрала?

Женщина задумалась, сведя темные брови, рассветные лучи скрывали бледность, вызывая в памяти крылатые сны.

– Первой Пирошку кузнецову утащила, потом сестричку ее, Ильку. Марица третьей была.

Значит, четверых под рукой у ведьмы еще нет. И на том спасибо.

– А на мельнице кто живет?

– Сам мельник, – не хочет Барболка о ведьмином гнезде говорить, а он слушать, да куда денешься, тут восемь раз отмерить нужно, и все одно как в омут головой, – Магна, про нее давно говорят, что с дурным знается. Дочки две у них на выданье да сын мельничихин старший с семейством. Раньше еще один сын был… Пропал по прошлой весне. И отец мой тогда пропал, уж не знаю, кто из них кого убил, но по злобе это вышло.

Вот оно! Убитый, убийца и дурная смерть. Первый вяжет второго мертвой кровью, второй сам себя ложью да злобой, а дальше по-разному бывает. Кто, пока тела не найдут, своих мытарит, кто – чужих, но хуже всего, если родичи на ущербной луне вниз лицом в могилу кинут да собачьей кровью польют. Сам Миклош такого не видел, но слыхал… Мерзкое дело было!

– Вот она, мельница, – тихо сказала Барболка. – Тут и Пирошка, и Илька, и… и другие.

Сын господаря кивнул и огляделся. Мельница как мельница – плотина, омут, ракиты, колесо по воде шлепает, чуть повыше – дом. Большой, крепкий, век бы простоял, да придется ему черным дымом к солнышку лететь. Миклош неторопливо поправил шапку и послал коня к запертым воротам. Береглись бы нечисти, не затворяли бы.

Стучать пришлось долго, хозяева то ли спали, то ли прятали чего. Наконец раздалось хриплое:

– Кто такие?

– Миклош, сын господаря Матяша, – рявкнул Янчи, – да господарка сакацкая. Отворяйте, а то сами войдем.

Один за другим лязгнули два засова, звякнула цепь. Угрюмые створки заскрипели и раздались, показался двор – мешки под навесом, дрова, куча песка. Ни собаки, ни курицы, ни кошки.

– Стерегутся, а пса не держат, – шепнул Янчи, – на помощничков, видать, надеются.

Мельничиха, еще не старая, когда-то красоткой была, выплыла на крыльцо, обтерла руки о расшитый фартук. Лицо сладкое, как мед, на шее – святая эспера, на руке – золотой браслет. Рядом – мельник, здоровенный, румяный, морда как пятка. Миклош спрыгнул с коня, зацепил поводья за луку седла.