За спиной рычали озверевшие мужчины, но девушка мчалась куда глаза глядят отнюдь не от страха. Это была не первая драка, которую она видела, случалось ей и бросаться между пьяным отцом и матерью, и выуживать расходившегося родителя из кабацких свар, но то было другое. Теперь Барболка чувствовала себя вымазанной в самой вонючей и липкой грязи, какая только может быть. Да неужто она собиралась прожить с Ферушем всю жизнь?! С Ферушем, его матерью, его отцом на мельнице, которой вештский гици расплатился за свои забавы? И Магна еще глядит на нее свысока?! Да пошли они все…
Лес, как всегда, гасил и ярость, и страх. Убаюкивал, окутывал зеленым покоем. Вот так бы идти и идти и никогда не возвращаться. Барболка остановилась на любимой ландышевой поляне, посреди которой росла огромная шатровая ель – пересидишь ливень и не заметишь. Недалеко от ели лежало несколько валунов, меж которых пробирался ручей, и девушка старательно смыла с себя поцелуи Феруша, переплела волосы и в который раз за последние дни задумалась о своей доле.
– Ты не поешь? Почему? – голосок был детским и капризным. – Спой, мне нравится.
Барболка подняла голову и на соседнем валуне обнаружила растрепанную девчонку лет десяти, совсем голую, если не считать длиннющих черных волос, на которых топорщился венок из ландышей, да на шейке блестела серебряная звезда-эспера. Откуда она у нее?
– Спой, – повторила девочка, надув губы, – а то ску-учно.
– Не поется, – вздохнула Барболка, с удивлением разглядывая странное создание. Солнце стояло высоко, Барболка видела собственную тень и рядом вторую – маленькую, кудлатую. Закатные твари средь бела дня не разгуливают, выходцы тем более.
– На! – Лохматое чудо сдернуло свой венок и протянуло Барболке, которой ничего не оставалось, как надеть его на голову. – Ты красивая, ты мне нравишься.
– Ты тоже красивая, – засмеялась пасечница, ничуть не погрешив против истины. Личико девочки было точеным, в голубых, как небо, глазах плясали ясные искры.
– Ты кто?
– Я.. – Барболка замялась, голышка не казалась опасной, но имя кому попало не называют, особенно в лесу, – я с пасеки, а вот ты кто?
– Я здесь танцую. – Тоненькая ручка ухватила Барболку за запястье. – Хочешь потанцевать?
Девушка покачала головой, однако незваная собеседница в ответ лишь рассмеялась и, не выпуская Барболкиной ладошки, вскочила в полный рост на камень. Барболка, сама не зная как, тоже оказалась на ногах. Они стояли на скользких валунах, держась за руки, а между ними бежал ручей.
– Видишь, как весело? – Девчонка тряхнула волосами, и Барболка услышала дальний звон колокольчиков, наверное, его донес ветер. – Почему ты не танцуешь?
Танцевать на камне среди ручья, да еще когда тебя держат за руки?!
– Кто тебя держит? – В волосах девчонки вновь белели ландыши. – И кого держишь ты?
– Никого! – огрызнулась Барболка и вдруг увидела Феруша с искаженным от ярости лицом. Парень показался из-за ели, в руке его был нож. Барболка не выдержала и закричала.
– Фу, – девочка свела бровки, – он плохой. Иди вон! Вон!
Феруш остановился, словно налетел на невидимую веревку, покачнулся и исчез.
– А теперь? Теперь тебе весело? Теперь ты будешь танцевать?
Весело? Феруш исчез, но все равно было плохо… Все равно! Потому что седой витязь – господарь сакацкий, а она – пасечница!
– Идем танцевать, – маленькая проказница вновь вцепилась в руку, – ну идем же!
Девушка сделала шаг, еще один, еще… Ландыши пахли все сильнее, тени были черными и четкими, словно в лунную ночь.
– Спой, – потребовала лохматая непоседа, – только веселое!
А почему бы и не спеть?
А радуга в самом деле зажглась, дождя не было, а радуга горит, первая радуга в этом году.