– Рокэ, – Марсель уставился на Алву, который невозмутимо созерцал луну, – вас ли я слышу?
– Меня, – подтвердил Первый маршал Талига, – бить врагов удобней в чужом доме, а не в собственном. Чтоб потом не вставлять окна и не менять ковры…
Рокэ замолчал. Валме видел чеканный профиль Ворона, тот сидел, запрокинув голову и прикрыв глаза. Уснул? Это было вполне понятно – Алва не ложился двое суток кряду, но виконту ужасно не хотелось бодрствовать один на один с покойниками. Какое-то время Марсель боролся с собой, потом осведомился нарочито беспечным тоном:
– Рокэ, вы верите в проклятия?
– Вы что-то сказали? – Алва потянулся. – Простите, задремал.
– Да я так, – замялся Марсель. Теперь ему было стыдно: разбудить человека, который и так почти не спит, – свинство, за которое убить мало… К тому же Рокэ спросонья мог схватиться за пистолеты…
– Так? – участливо переспросил Ворон. – Подозреваю, виконт, на вас действует луна. Это бывает.
– Не то чтобы действует, – признался Марсель, – но как-то неуютно… И еще покойники эти. Не подумайте, что я суеверен, и вообще утром это пройдет, но…
– Я полагаю, вы хотите сказать, что задумались о смысле жизни? Хотите еще касеры?
– Да.
– Ловите, – Алва с легким смешком швырнул флягу, и виконт довольно ловко ее ухватил. Серебро отливало лунной зеленью, на блестящей поверхности чернел рисунок – ворон в полете.
– Рокэ, – Валме от души хлебнул касеры, – вам не кажется странным? Живем один раз и все равно воюем. Вот они, – расхрабрившийся виконт махнул рукой в сторону стены, – за что они погибли?
– За деньги, – пожал плечами Ворон. – Кроме этого, они присягнули, хотя в наши просвещенные времена это особого значения и не имеет.
– Да, – протянул Валме, – век рыцарской чести прошел.
– Честь здесь ни при чем, – Алва опять созерцал луну. – В древности люди были суеверны и не нарушали клятв, особенно мудреных. Сейчас боятся не закатных тварей или какого-нибудь Зверя, а мушкетов и яда. И это весьма разумно…
Ворон вновь откинул голову. Сейчас уснет, и придется сидеть в темноте и думать о тех, кого оставили на стене. Конечно, они не встанут, и все-таки…
– Рокэ, – взмолился виконт, – расскажите что-нибудь. Про этого Зверя, что ли.
– Ну, вы же видели его следы, – рука маршала погладила эфес, точно кошку.
– Как это? – не понял Валме. – Где?
– По дороге. Сьентифики объясняют это какими-то циклами, клирики валят на Создателя, а древние верили, что Гальбрэ уничтожил Зверь. По приказу хозяина.
– Стал бы я вызывать такую тварь, – поежился Марсель.
– У владык земных порой возникают подобные потребности, – зевнул маршал. – Поэтому то ли демоны, то ли боги и сплели власть над Зверем с жизнью того, кто его призывал. Так, на всякий случай, чтоб не зарывались… И они же запретили своим наследникам нарушать обеты. Потому-то Люди Чести и избегают клятв на крови.
– Закатные твари, – пробормотал Валме.
– Вот именно. Представляете, виконт, каков конфуз! Соврал, все поверили, все в порядке, получил что хотел – и тут кто-то вылезает и тебя глотает. Обидно! Уж лучше не клясться или клясться чем-нибудь попроще. Вроде чести или доброго имени.
Марсель промолчал, представляя древние времена, когда люди ходили в туниках и сандалиях, дрались короткими мечами, верили в четырех демонов и еще не боялись клясться на крови. Рисовали и лечили тогда лучше, чем теперь, но все остальное…
– Не хотел бы я жить до Эрнани Святого, – сообщил виконт, – уж лучше теперь.
– А мне все равно, – зевнул Рокэ. – Впрочем, времена не выбирают, а хоть бы и выбирали…
– Если б выбирали, я б выбрал Двадцатилетнюю войну!
– Вам нравится тогдашняя мода? – поднял бровь Алва. – Она и впрямь недурна, особенно женские сетки для волос. Кстати, как вы нашли фельпских красоток?
– Никак, – обиделся Марсель, – как я могу проводить вечера с женщиной, если знаю, что утром явится Герард.
– Действительно, – согласился Рокэ, – война порой мешает развлечениям, но она же дарит нам приятные знакомства. Насколько я понял, вы спелись с младшим Джильди? Он влюблен?
– Рокэ!
– У бедняги удивительно глупое выражение лица, – пояснил маршал. – Именно такое бывает у влюбленных в мыльный пузырь.
– Вообще-то Луиджи мне ничего не говорил…
– Разве? И что же вам не говорил сын Фоккио? Что он погиб навеки или из-за кого сие случилось?
Марселю стало смешно, несмотря на мертвецов с мушкетами. Бедный Луиджи, он считает себя таким спокойным и невозмутимым…
– Вообще-то это страшная тайна!
– Ну так расскажите, обстановка самая располагающая. Луна. Покойники…
– Луиджи сопровождал дукса, запамятовал фамилию, желтолицый такой. После разгрома они ездили выкупать у Капраса пленных. Там были и моряки с корабля Фоккио, но самого адмирала на переговоры не пустили.
– Правильно, между прочим, – одобрил Алва. – Уж не хотите ли вы сказать, что Джильди-младший отдал сердце морской пантере?
– Вы ясновидящий?
– Нет, – покачал головой Первый маршал Талига, – но семейство Джильди вряд ли склонно к любви по-гайифски, а на переговорах присутствуют только высшие лица и те, кому принадлежат пленники. Полагаю, без капитана Гастаки с помощницами там не обошлось.
– Дожиха страшней кладбищенской кобылы.
– Не сомневаюсь, иначе зачем бы ей в ее возрасте воевать, – Рокэ резко вскинул голову. – О, кажется, наши друзья зашевелились. Пора пожелать им доброго утра…
Доброго, как бы не так! Конечно, призраки и закатные твари убрались в свои норы вместе с луной, зато проснулась война, и Валме вновь стало страшновато. Марсель не сомневался, что останется жив, но он мог оконфузиться, ведь все, кроме него и Герарда, уже понюхали пороха, хотя Герарда отправили в город…
Укрытие подготовили еще вчера. Если Курт рассчитал правильно, здесь им ничто не грозит. А если неправильно? Виконт с некоторым сомнением глянул на внушительных размеров трещину и перепрыгнул со стены на скальный уступ. Шедший вторым Алва отсалютовал шпагой мертвым защитникам бастиона и присоединился к Валме. Трещину он словно бы и не заметил, так же как и крутой подъем. Валме едва поспевал за кэналлийцем: еще бы, на его милом полуострове полным-полно скал, а в Валмоне любая кочка – гора!
К концу подъема Марсель раз двадцать поклялся себе никогда больше не связываться ни с Вороном, ни с горами, ни с войной, каковая уже их поджидала в образе Курта Вейзеля. Генерал был затянут в парадный мундир, но на ногах его были не сапоги, а мягкие кожаные туфли без каблуков. Значит, поджигать запалы будет лично. Зануда, своим бергерам – и то не доверяет!
– Доброе утро, господа. Капрас отходит, сейчас будет рвать фугасы. Нам тоже пора. – Курт Вейзель протянул Алве пакет: – Герцог, это мое завещание и письма жене и сыновьям.
– Ваша обстоятельность, Курт, Леворукого в гроб вгонит. – Рокэ сунул письма в карман и внезапно ловко сорвал с пояса Вейзеля черный мешочек. – Марсель, придержите генерала, он взволнован.
– Рокэ! Куда?!
– Подрывать скалу, – доверительно шепнул Алва, сбрасывая сапоги.
– Это мое дело! – Вейзель попробовал выхватить у Ворона свое имущество, но Марсель честно повис на плечах артиллериста. – Мое и ничье больше. Если я ошибся, я и отвечу… Не смей рисковать, бездельник!.. Ты принадлежишь Талигу!
– Все принадлежат! – отмахнулся Рокэ. – Успокойтесь, Курт, со мной ничего не случится, и я, благодаренье Леворукому, не женат.
– Рокэ, – Вейзель рванулся и осекся, нарвавшись на синюю молнию. Алва засмеялся, подбросил на руках мешочек и исчез в скалах. Генерал вздохнул, Марселю стало его жалко.
– Давайте посмотрим на бордонов, – Валме тронул Вейзеля за плечо. Это было страшным нарушением субординации, хотя хватать генералов за руки и не пускать было еще большим прегрешением. Впрочем, грешил он по приказу Первого маршала.
– Наденьте шлем, – со вздохом произнес Вейзель, указывая на сложенные у тщательно вырытой ямы старинные доспехи. – Леворукий побрал бы этого… – Бергер замолчал, видимо, вспомнив, что ругать маршала в присутствии младшего офицера не следует.