Валме мрачно ткнул шпагой тщедушного бордона. Он довольствовался теми противниками, которых посылал ему Леворукий, никоим образом не претендуя на лавры Алвы. Затяжных схваток виконт мудро избегал: парировал, увернулся – и в сторону! Абордаж не повод выказывать мастерство дуэлянта, а куртуазность тут и вовсе ни к чему!
Выскочивший на виконта бордонский абордажник слишком широко размахнулся своей саблей, Марсель не упустил момент и нанес удар с опережением. Солдат грохнулся к ногам талигойца, обрызгав его кровью, а Валме пришлось броситься на помощь Дерра-Пьяве – коротышка-капитан не заметил целящегося в него одноглазого «дельфина». Валме вломил гардой по руке с пистолетом; пуля угодила в спину абордажнику с «Единицы», прикрывавшему своего капитана. Вот так – спас одного, убил другого…
Расстроенный Марсель насилу отбил удар какого-то «дельфина». Насколько все же дуэль приятнее драки всех со всеми! В захлестнувшей пространство между мачтой и кормой неразберихе приходилось вертеться ужом, и Валме вертелся. Уходя в сторону после очередной стычки, он налетел на Алву и чуть не умер на месте, столкнувшись с диким синим взглядом.
Желающих иметь дело с синеглазой смертью не было, и маршал сам искал и находил себе противников. Мелькнула правая сабля, принимая удар тесака, свист левой, и под ноги виконту свалился кто-то с разрубленной шеей. Впечатляюще, но неприятно!
То ли впереди, то ли сзади, но точно за мачтой что-то грохнуло, бой качнулся, словно вода в ведре, напор бордонов ослабел, зато шум за мачтой крепчал с каждым мгновением.
– «Восьмые»! – заорала знакомая рожа. Кто-то с «Шестерки», но кто, Валме не помнил. – Влезли наконец, кошачьи дети! Ура!
Еще б не «ура»! Вовремя и в спину! А что еще делать с этими бордонами? Звали их сюда?! «Дельфины» косорылые! Марселя подхватила и понесла горячая, веселая волна. Он больше не оборонялся, он пер на рожон, но с ним ничего не случалось и не могло случиться!
«Благодатное лето сменило весну, – орал во всю глотку талигоец, нанося удары пятившимся врагам. – Розы радуют глаз, о!»
Сбоку на палубу грохнулась граната, уложила на месте парочку бордонов. Какая прелесть!
«Подойдите, эрэа, скорее к окну, — прямой выпад, расплывающееся пятно на лазоревом мундире. – Поглядите хоть раз, о!»
— Хорошо поешь, – одобрил Дерра-Пьяве, колотя эфесом какого-то бедолагу. – Ну а эти… пляшут! «Двойка» с нами!
«Двойка»? Ах да… «Двойка» воспользовалась схваткой и подошла к галеасу. А в схватке на галере она, благородные эры, не участвовала. Абордажники там свежи, как розы…
«Меня насмерть изранили ваши глаза, — пропел Марсель падающему противнику.– И сразила весна, о!»
Моряки с «Двойки», дико вереща и завывая, чтобы напугать врага, друг за другом прыгали через борт и вливались в схватку. Не только абордажники, но и гребцы, и офицеры! Бордоны дрогнули, они еще удерживали пространство от носа до середины палубы, но исход боя был очевиден.
Завопил сигнальный рожок, защитники галеаса, отмахиваясь тесаками и саблями, хлынули к обломку грот-мачты, поспешно перестраиваясь. Тот, кто ими командовал, решил снова собрать своих в кулак…
– Ну и умница, – заметил подошедший Рангони, отирая пот со лба, и добавил: – То есть дурак!
– В сторону! В сторону, укуси тебя селедка, – ревел Дерра-Пьяве, хватая за плечи зазевавшихся абордажников. Марсель честно отпрыгнул к борту, продолжая орать про розы и весну.
Давно ждавшие своей минуты стрелки у кормовых фальконетов наконец-то дождались: два заряда картечи хлестанули по сгрудившимся в кучу «дельфинам». И туда же полетели гранаты, которые абордажники с «Двойки» и «Восьмерки» не успели потратить. Прогремела череда взрывов, и наступила нестерпимая тишина. Неужели все? Так скоро…
Валме опустил глаза и увидел собственное колено, нахально белеющее сквозь изрядную дыру. Создатель, на кого он похож?! На кого они все похожи?..
От поредевшей толпы у мачты отделился коренастый моряк и, чеканя шаг, пошел к корме.
– Сдаются! – шепнул Валме щербатый моряк. – Сдаются, заешь их зубан!
Бордон остановился, не дойдя пары шагов до фельпских офицеров.
– Господа! Вверенный мне корабль сдается. Кому я должен вручить шпагу?
Муцио Скварца немного помешкал, глянул на неподвижного Алву и вышел вперед. Молодой адмирал, как и все, был покрыт потом, копотью и кровью, левая рука безжизненно висела, шлем сменила окровавленная повязка.
– С кем имею честь?
– Капитан Леонид Ватрахос. После гибели адмирала Пасадакиса принял командование эскадрой.
– Адмирал Муцио Скварца.
– Я польщен тем, что пленен столь достойным воином и моряком, – Ватрахос церемонно поклонился и протянул Муцио шпагу. – Надеюсь, мне и моим людям будет позволено внести выкуп.
– Это решат отцы города Фельпа, – в голосе Скварцы звучало легкое сожаление. – Но поскольку вы являетесь моими пленными, я сделаю все, чтобы к вам отнеслись справедливо. Соизвольте отдать приказ другим кораблям прекратить сопротивление.
– Непременно, но у меня нет уверенности, что меня послушают.
– А у меня нет уверенности, что кто-то еще сопротивляется, – пробормотал Джузеппе Рангони. – Похоже, мы возились дольше всех.
– Ну, оно того стоило, – захохотал Дерра-Пьяве, которому все было нипочем.
Марсель оглянулся: море было усеяно обломками, вдалеке медленно и грустно тонул галеас, а вокруг, оправдывая свое названье, крутилась стайка «ызаргов». Было тихо, никто не стрелял, очень хотелось пить и выпить. И еще переодеться. Валме отошел от борта и на правах лица, состоявшего при особе Первого маршала Талига, присоединился к группе старших офицеров. Муцио, закусив губу, сидел на бочонке, а Рокэ колдовал над окровавленным плечом адмирала. Кэналлиец был сосредоточен, спокоен и больше не напоминал спятившего демона. Человек как человек, только глаза синие.
– Поздравляю с боевым крещением, капитан, – прохрипел Муцио Скварца. – Ой, Рокэ, Леворукий вас побери…
– Всему свое время, – откликнулся Алва, поливая рану касерой из серебряной фляги. – Джузеппе, ваш платок, живо!
Капитан Рангони сорвал шейный платок и протянул Ворону:
– Право, даже жаль, что я не ранен. Вы, сударь, отменный лекарь.
Герцог не ответил, полностью сосредоточившись на ране. Над закопченным изуродованным кораблем пронеслась очумелая птица. Невероятно, неслыханно белая. Уши резанул резкий чаячий крик, и стоящий рядом моряк осенил себя знаком. Ах да, моряки до сих пор считают, что души утонувших и убитых до Последнего Суда вселяются в чаек. Сколько же их сегодня взлетело…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ПАПЕССА» [36]
Притворяясь, будто мы попали в расставленную нам ловушку, мы проявляем поистине утонченную хитрость, потому что обмануть человека легче всего, когда он пытается обмануть нас.
Глава 1
Оллария и Фельп
Дора Луиса, – черные глаза служанки были тревожными и любопытными одновременно, – дора Луиса!
– В чем дела, Кончита?
– Приехала мать молодого дора Рикардо. И с ней высокий дор с облезлым пером. Оба важные, как гуси, и такие же злые.
Приехали-таки, причеши их ласка.
Луиза Арамона осталась невозмутимой. Какими гусями ни были Окделлы, драться, топать ногами и орать на всю улицу они не будут. Не то что покойный муженек. Хотя и она теперь не сварливая жена, а дуэнья при знатной девице, а дуэньи должны держать язык за зубами.
36
Высший аркан Таро «Папесса» («Верховная жрица»). Символизирует духовную мудрость, терпение, молчание, глубокое познание и понимание природы вещей видимых и невидимых. Карта означает, что вы пытаетесь понять высший смысл чего-либо, ищете скрытые факторы, влияющие на ситуацию. Смело вскрывайте тайны, но относительно ваших намерений храните молчание. Перевернутая карта указывает на недостаток проницательности. Может означать также плотские страсти.