— Всё хорошо? — тихо спросил её я. Я с трудом различал в темноте её лицо, только видел примерные очертания и посреди тишины слышал её прерывистое дыхание.
— Кажется, да. Спасибо, что спросил, — мягко отозвалась она из темноты, скользнув ладонью по моей левой руке, в которой я держал фонарь. — Прости.
— Всё нормально. Не бойся.
— Хорошо, просто эта тишина напрягает. Как ещё Рейн справляется? — шепнула она мне последнюю фразу.
— А что с ней? — вторил я, сдвигая брови.
— Она жутко боится темноты. Это не то, что я. Я скорее боюсь неожиданностей по типу этих шуршащих кустов. Мне не стоит смотреть фильмы ужасов, больше не буду, всё, — всё ещё шепотом зачастила Клео. А я и не думал, что у Рейн могли быть подобные страхи. Где мои пятнадцать лет, когда я подшучивал со своими друзьями над одноклассниками? Я точно так же мог сейчас напугать Рейн, она бы этого никогда не забыла, но… нет. Я понимал, что не мог до этого опускаться. Задумавшись об этом, я не заметил, как моя рука с фонариком чуть дрогнула.
— Флеминг, не свети в кусты, если не хочешь моей смерти от инфаркта. Вдруг оттуда белка выскочит или ещё кто. Флеминг! — после этих слов Клео я выровнял направление.
Мы опять замолчали. Честно, я в каком-то смысле наслаждался этой вылазкой, пусть и не признавал этого толком. Лес, хорошая осенняя погода, свежий воздух, шуршащая листва под ногами и мягкий свет луны, проникавший через ветви. Не зря Саванна бывала здесь довольно часто.
— О неужели! — прервала тишину Рейн пронзительным возгласом. Мы все устремили взгляды выше дороги, вперёд. Я опешил.
— Автомобильная дорога? В лесу? — так же, как и я, удивился Вестер, усмехнувшись. По правде никто из нас не готов был к этому — узкая полоска асфальта и высокие стройные фонари, свет которых лился на всю площадь дороги.
— Я думала, что не вытерплю ещё несколько шагов этих похождений. Если я когда-либо смогу издать свой закон, это будет закон о фонарях в лесу, — заговорила Рейн уже веселее. Теперь у нас действительно был ориентир, и мы двинулись по самой обочине. Я до сих пор не удосуживался спросить, что же мы на самом деле искали, ведь лес был практически бесконечным, а мы — всего лишь муравьи здесь. Однако я не говорил ни слова, надеясь на удачу или на то, что друзья всё знали и без меня и были уверены в цели поисков. Мне же оставалось только верить и доверять. У меня уже довольно часто отсутствовало право выбора в этом деле.
Под фонарями было невероятно светло, едва ли не как днём. Необходимости в ручных фонарях больше не было. Я уповал ещё и на то, что дорога не позволит нашей компании потеряться и поможет найти то, что мы искали. Ведь искали же мы что-то? Если не саму Саванну, то хоть какой-то намёк. А иначе, не глупа ли была эта прогулка?
Вестер начал говорить, вероятно, чтобы прервать нависшую тишину. Это ещё и помогало не чувствовать себя потерявшимися во всех смыслах этого слова. В душе я потихоньку начинал себя корить за то, что согласился на это бессмысленное приключение. Почему мы не могли сходить в этот злосчастный лес днём, пока светило солнце? Любопытно, в чём же был смысл хождения сюда ночью. Быть может, из-за адреналина в крови? Или так разговоры становились откровеннее, чище? Я уже довольно давно убедился в том, что ночь накладывала собственные фильтры на людей, делая их открытыми и искренними. Хоть я и не мог быть уверен в том, что так казалось не только мне. В ночной тиши и под мерное покачивание листвы деревьев я хотел подолгу говорить о Саванне, пытаться узнать, что же думали о её пропаже остальные, какие чувства рвали их изнутри. Ведь неужели они думали, что могут так долго скрывать их за спокойными выражениями лиц. Такая штука не пройдёт.
— Ущипните меня, если впереди виднеется чей-то дом, — вскрикнул неожиданно Вестер, прорезая мягкий звук шуршащей листвы под ногами.
— Скорее, старая хижина, — почти без эмоций сказала Рейн, пожимая плечами.
Я тоже видел это некое подобие домика. Там, где дорога сворачивала влево, унося за собой и полосу фонарных столбов, в двухстах метрах стояла каменная хижина высотой в один этаж. Издали она выглядела словно сошедшей с экрана ужастика, ещё и в окружении высоких и мрачных елей, касавшихся фасада своими лапами. Поначалу мне пришла в голову мысль, что это могло быть жилище лесника, но свет не горел, да и в целом, чувствовалось опустение. Вряд ли кто-то заходил туда в течение последних нескольких лет. С каждым шагом по направлению к дому, отчётливее виднелся плющ, окутавший кривые стены. С приближением к хижине темнота клубилась гуще, свет фонарей уступал ей место, уходя влево.
— Не думаю, что мы кого-то здесь найдём, — выразила мои мысли Клео.
— По крайней мере, попробуем, — жизнерадостнее добавил Вестер, опять оборачиваясь к нам и улыбаясь. Откуда у него вообще брался этот оптимизм? Но стоило признать: он действовал самую малость. Уверенность равномерным ручьем разливалась по телу. Не всё было потеряно.
— Ау, есть кто? — постучал Цукерман в хлипкую дверь, после чего нам в ответ прилетело эхо. Никто не отвечал. Надежда умеет ускользать в одно-единственное мгновение.
— Может, осмотримся? — предложил я, не желая терять эту возможность. Во мне медленно просыпалось любопытство.
Со мной, к счастью, согласились. Мы вновь включили фонари и решили обойти хижину вокруг. Я вновь шёл рядом с Клео, освещая землю под нами. Удивительно, но здесь, как раньше, не расстилался цветной ковёр из листьев, хотя голых деревьев вокруг было достаточно.
— Такое чувство, что кто-то тут убирался, — озвучил я слова в моей голове, но тихо, чтобы слышала только Клео. Во тьме я с трудом увидел, как её голова коротко поднялась и опустилась. Девушка думала так же, как и я. Это отрицало мысль о запустении. Значит, мы просто не совсем вовремя пришли, никого не застав. Или…
— Я нашёл кое-что! — услышали мы голос Вестера, донесшийся с противоположной стороны дома. Мы с Клео поспешили на голос и тут же увидели, что Рейн опередила нас. Вестер, больше ничего не говоря, поднял с земли какую-то длинную полоску, блеснувшую охрой на свету наших фонарей.
— Флеминг, мне кто-то говорил, что ты любишь играть на гитаре, не так ли?
Я не сразу понял, о чём говорила Рейн, скрестившая руки на груди, и что за предмет был в руках у молчавшего Вестера. Спустя пару секунд, до меня дошёл смысл.
— Думаешь, я один в нашем городе играю? — удивился я, даже не заметив того, как раскрыл рот. Вестер с интересом посмотрел в мою сторону, но не торопился говорить.
— Нет, просто интересное совпадение, — ещё спокойно говорила Рейн, но я ощущал, что ураган неминуем. Я смотрел на девушку и видел только её большие синие глаза, разгорающиеся точно таким же пламенем, тёмные брови, опускавшиеся всё ниже. Она казалась настолько худой, настолько бледной, но поразительно волевой. Какая-то сила держала её, заставляла смотреть на меня с таким вызовом. Я пытался оправдаться, понимая всю нелепость ситуации.
— Слушай, у меня даже струн таких нет. Эта — железная, а у меня — нейлоновые, — я усмехнулся. Клео рядом со мной поёжилась или от холода, или от нарастающего напряжения. Мне и самому было некомфортно, но я держался. Желал того, чтобы Рейн отступила, решив не начинать полемику, потому как этот спор грозил полным высасыванием сил из меня, чего мне точно не хватало. Вестер решил вмешаться:
— Я заберу это, давайте не ссориться из-за глупостей, ребята, — он попытался, насколько было возможно, свернуть струну и положить её в карман, а после дружественно похлопал меня по плечу. Я не понял этого жеста. Меня не стоило успокаивать, я даже ещё не начинал раздражаться. Рейн уже открыла рот, чтобы что-то произнести, но её и всех нас дружно перебил скрип шин по асфальту. Свет фар ударил прямо по нам, заставив с силой зажмуриться. Клео в одно мгновение схватила меня за рукав куртки. Мне казалось, что каждый из нас напрягся, почти забыл, каково это — дышать. Блестящий светло-серый автомобиль остановился перед нами, съехав с дороги, и оттуда долгое время никто не выходил, так что, я всё-таки позволил себе глубоко вздохнуть. Лишь через секунд, как казалось, тридцать водительская дверь открылась, и оттуда грациозно вышла женщина. Понадобилось ещё секунд пять для того, чтобы при ярком свете узнать очертания фигуры, приметить светлые волосы и яркую помаду на губах, которая успела чуть размазаться.