Сейчас же мы с моей спутницей молчали, и безмолвие перебивал звук каких-то рокеров из колонок — девушка специально нашла какую-то волну, врубила звук на полную мощность и теперь продолжала держать руки скрещенными на груди, и смотрела в окно. Я тогда вдруг подумал, что не завидовал её возможному парню. Хотя не будь она такой вредной, упрямой и непримиримой с одним только моим существованием, всё было бы довольно неплохо, может быть. Она могла кого-то и привлекать длинными черными волосами, голубыми глазами и ещё этим отстранённым видом. Ну, прямо загадка. Хотя она была далека от идеала, который изображался в «Playboy» и в каких-то других журналах, которые доходили до нашего города. Вполне себе обыкновенная Рейн. Жаль, всё перечеркивали черты её характера.
А в салоне мы по-прежнему молчали.
До самого конца, до самой хижины, до того самого места мы даже успели разругаться.
Всё повторялось. И мы всё ещё не были друзьями и были не готовы разговаривать друг с другом. На наше счастье, в лесу хоть в этот раз было светло, и, кажется, даже звонко пели птицы, хотя стояла далеко не весна. Но многое перестало меня удивлять, я, словно, потерял такую черту, как умение удивляться. Всё менялось. Наша компания и так отделилась от многих наших школьных знакомых. Стоило вспомнить, что сидеть за отдельным столом в столовой — о, раньше о таком даже не могло быть и речи. Мы с моими друзьями постоянно объединялись, сидели за пятью-шестью столами, а попасть к нам было не так уж и просто — для кого-то шанс присесть вместе с нами приравнивался к достижению жизни.
Но времена меняются, ничто не стоит на месте, ничто не вечно. Даже дуб, которому уже тысяча лет когда-нибудь превратится в нечто иное и рассыплется. Разойдётся материя и перейдет в совершенно другое состояние.
И мне тоже было не привыкать к постоянству.
Не прошло и получаса, как Рейн принялась за свое. Она сказала, что «вместо того, чтобы разъезжать на Volvo, я мог бы пожертвовать хоть что-то на детективов-активистов».
— Знаешь ли, не у каждого из нас прыгают финансы из кармана! — воскликнула девушка.
Я побарабанил пальцами по рулю — это немного сбавляло уровень моего раздражения.
Я ответил:
— Так уже и сделал, но спасибо за совет, Рейн.
До этого девушка смотрела в мою сторону лишь боковым зрением, а потом вдруг хотела или что-то сказать, или вздохнуть, что я так и не понял, но она вновь отвернулась к окну. Похоже, не ожидала.
Когда мы, наконец, приехали, она довольно стремительно выбралась из машины и с силой захлопнула за собой дверь. Мне что-то подсказывало, что она знала о том, что не принято было так стучать дверьми машины, но на то это действие и было рассчитано.
Ещё сколько-то шагов до хижины, и… молчание продолжалось.
Здесь до сих пор осталась сухая листва, хрустевшая под ногами. Через уже потерявшие всю свою красоту и ставшие голыми деревья пробивалось солнце, освещало нам путь. Хижина была совсем рядом. Я сказал:
— Что ж, давай поищем хоть что-нибудь.
Рейн согласно кивнула, что меня в тот момент несколько удивило.
Хижина стояла, как дворец на острове — может, не самое лучшее сравнение, но так оно и было. Кругом пустота, листья, голые деревья, ни одной души в округе и эта хижина, такая странная. Хижина, которая привлекла наше внимание с самого начала, почему-то оказалась ничем не примечательной остальным. В этой ситуации я слабо верил полицейским. Сверхъестественное тут было замешано, или что, но просто так всё быть точно не могло, а иначе, так как минимум было неинтересно. Сплошная рациональность и никакого места для так называемых догадок — скука.
Мы с Рейн прогуливались вокруг хижины да около. Я пытался пройти в глубь леса, насколько простиралась дорога. Рейн поступала так же. Она без лишних слов оглядывала местность, возвращалась на дорогу и обратно. Мы были, как самые несчастные детективы — без лупы, без каких бы то ни было инструментов для того, чтобы найти хоть что-то. Я всерьёз не полагал, что мы что-то найдем, но мне просто хотелось возвращаться сюда вновь и вновь до тех пор, пока в душе жила надежда на то, что когда-то удача улыбнется мне. И этот день настал.
Я присел на колени и лихорадочно, чуть ли не в припадке начал разгребать руками красное, желтое, немного оранжевое покрытие леса из листьев. В стороне от меня набралась довольно-таки значительная горка высушенной листвы. И тогда от меня никак не могла скрыться находка — небольшая баночка. Желтая, с белой крышкой, а внутри уже изрядно треснутая по бокам. С надломленными таблетками.
Только бы не наркотики.
Я даже представил, как приезжает полиция. И вот я до конца своей жизни, или сколько там было лет, сижу в тюрьме, пока все продолжают искать Саванну, а я так и не сдал экзамены.
Какая незадача.
Несколько секунд растянулось практически в целую минуту. Я сидел так на корточках и разглядывал найденное.
Никакого рецепта, никаких слов я не видел, пока моё внимание не привлекла бумажечка на дне баночки. Повертев предмет в руках таким образом, чтобы я мог прочесть написанное, я увидел. Увидел то самое имя. Той самой девушки.
Долгое время не мог поверить своим глазам. Встал, еще раз покрутил баночку и только вспомнил о Рейн в ту самую секунду, когда она очутилась рядом и стала смотреть на меня своим обыкновенным холодным взглядом.
— Отдай! — как робот, сказала она — очень тихо, как будто угрожала. Я не двигался. Я видел, как узкая девчачья челюсть чуть сжалась. Сдвинулись тёмные брови. — Я вижу, что это её таблетки. Она всегда носила эту баночку с собой.
— Дать? Почему я должен тебе это дать? — спросил я серьёзно под стать интонации Рейн. Не от мира сего, потерянно, как будто это был не я.
— Просто отдай без лишних слов, — сказала она и протянула руку.
Неужели она всерьёз верила, что сможет на меня таким образом воздействовать? Всерьёз верила, что после этих поисков частичка Саванны, которую я нашёл, окажется в руках той, кто меня презирал, той, кто при каждом удобном случае желал сказать мне что-то такое, что могло бы меня задеть, что могло бы…
Я был настолько твёрд, что был готов перестать общаться со всей компанией, бросить Рейн прямо здесь, и я был неумолим.
Никуда. Да, держал в руке я таблетки и не убежал никуда с таблетками. Я ждал просто какого-то знака, какого-то момента. Может, разверзлись бы небеса или, может, мы бы были погребены под землёй огромным метеоритом.
Я просто ждал. Я просто считал секунды. Время имеет свойство замедляться как раз тогда, когда этого не ждешь, когда хочется скорее избавиться от какого-то момента. Проявляется привычка останавливаться и прятаться. Ты просто стоишь, ждёшь, когда всё это закончится, ждешь символа, указания, но ничего не происходит.
Рейн всё-таки заговорила:
— Я заберу это, потому что я — её подруга, а ты ничего не значишь для неё и никогда не будешь значить, пойми.
Да это был знак. Это был знак того, что я мог просто развернуться, уехать, оставив Рейн в этом тихом лесу — в этом, где смотрели на тебя со всех сторон его молчаливые жители, где прекрасно ощущались чужие взгляды, но чьи — не узнать. Не самые приятные чувства, но это было так.
И потом, может я был не прав, может, я должен был сожалеть об этом все последующие года. Посчитайте меня слабаком, считайте меня самым безвольным на этой планете, однако я отдал ей таблетки. И продолжал ждать. Рейн бросила на меня короткий взгляд — он не выражал благодарности, он не выражал спокойствия. Он олицетворял силу, и она думала, что победила меня, думала, что я неудачник. В этой схватке — схватке за человека, который был дорог. Но нам уже давно не было десять лет, и я точно знал, что дружба не строилась на том, кому достанутся твои таблетки и кто будет хранить их в своём шкафчике.