— Я не могу рисковать. Вот что, пусть твой лекарь попробует свои силы. Если он сможет хоть немного облегчить страдания моей девочки, его ждет награда. Но если нет, то он пожалеет, что переступил порог этого дома. А ты пока посидишь в темнице. Я успокоюсь только тогда, когда буду уверен, что тебя хорошо охраняют. Взять ее!
Соня успела взглянуть на Эарена. Его и так от природы бледное лицо стало совсем белым. Увы, девушка ничем не могла ему помочь. Стражники схватили Соню и потащили через маленькую дверь по какой-то темной лестнице.
— Вы не имеете права! Да отпустите же меня! — кричала девушка, но ее никто не слушал
Стражники бросили Соню в темный сырой подвал и закрыли за ней тяжелую дверь. Соня оказалась в полной темноте. Она обошла помещение, ощупывая стены — никакой возможности выбраться наружу. Девушка села в угол, прислонившись к влажной стене, и обхватила руками колени.
«Думай, Соня, думай», — шептала себе под нос девушка Больше всего она переживала, что втравила в это дело Эарена. Художник-то ни в чем не виноват. Хотя, как посмотреть…
Эарену разрешили взять все необходимое и провели в комнату Дали, дочери Иолка.
— Я должен остаться с девочкой наедине, — сказал художник, постаравшись вложить в голос всю твердость, на которую был способен.
— Хорошо, я и мои люди будем за дверью, — ответил Иолк.
Когда Эарен увидел девочку, все чувства, клокочущие в его душе, — гнев, страх, злость, негодование, — сменились одним: всепоглощающей жалостью. К горлу подступил комок, а в глазах застыли слезы. В огромной кровати, среди взбитых перин и подушек лежало худенькое, почти прозрачное существо. Этот ребенок совсем не был похож на ту жизнерадостную пухленькую девочку, портрет которой Анхело-Эарен написал совсем недавно. Художник присел на краешек кровати и взял холодную худенькую ручку в свои ладони. «Неужели это все из-за меня?! — пульсировало в его сознании. — Я никогда, никогда больше не буду писать! Если мне удастся выйти отсюда, клянусь, я выброшу все краски и сожгу холсты…»
Девочка открыла глаза.
— Ты кто? — прошептали ее губы. Эарен скорее догадался, чем услышал вопрос. Сил у девочки уже не было. — Ты мне поможешь?
Эарену захотелось убежать, только бы не видеть этой боли в детских глазах. Но бежать было некуда. Ему так хотелось помочь этой девочке!.. Если бы он только мог поделиться с ней своим здоровьем, он бы сделал это, не задумываясь.
— Подожди, я сейчас тебе кое-что покажу.
— Не уходи, — пролепетали ее губы.
— Не бойся, я не уйду. Сейчас. Вот… — Эарен развернул картину. (Соне удалось вырезать холст из рамы, так, что Марика ничего не заметила.)
— Какая хорошенькая! — улыбнулась девочка.
— Это ты.
— Зачем ты так шутишь? — Девочка потянулась и стала водить тоненькими пальчиками по картине.
Ничего не происходило. Эарен надеялся, что он догадается, какие слова нужно произнести или какие пассы сделать руками, но его интуиция молчала.
Время шло. Девочка, как завороженная, продолжала смотреть на портрет, а Эарен нервничал все больше и больше. В его руках была не только жизнь этого ребенка, не только его собственная жизнь, но и жизнь Сони.
Эарен не знал, сколько прошло времени, но когда дверь открылась и на пороге появился Иолк, он уже был готов кинуться к нему и во всем признаться. Сказать, что он и есть тот самый художник, который погубил его ребенка. Пусть они сделают с ним все, что посчитают нужным, если им от этого станет легче. Он заслуживает любого наказания. Но только пусть отпустят Соню, ведь девушка ни в чем не виновата!..
Но Эарен не успел ничего сказать Иолк подскочил к дочери и подхватил ее на руки.
— Получилось! Получилось! — выкрикивал он.
За Иолком в комнату ввалилась целая толпа.
— мать девочки, какие-то женщины, няньки, слуги. Эарен вначале испугался. На всякий случай, пока никто не видел, он набросил на картину одеяло и приготовился принять любое наказание.
— Я вижу, ты действительно хороший лекарь! — воскликнул Иолк.
И тут Эарен заметил, что щеки у девочки и впрямь слегка порозовели, а дыхание стало более ровным,
— Принесите целителю лучшей еды и вина,
— скомандовал Иолк — Проси все, что тебе нужно, чтобы лечение шло успешно.
— Чтобы мне не мешали, — ответил Эарен.
— Хорошо. Ты останешься здесь, пока Дали полностью не поправиться. Этим колокольчиком можешь вызывать слуг. Они будут убирать и приносить еду. Я подготовил тебе комнату рядом со спальней Дали, и ты сможешь жить здесь столько, сколько понадобится.
— А Соня?
— Соня пока посидит в подвале. Мне спокойнее, когда твою подругу охраняет стража.
Больше Эарен не боялся, теперь он знал, что делать. Когда люди Иолка ушли, он опять достал картину, и девочка инстинктивно всем телом потянулась к портрету. Эарен заметил, что на картине слегка поблекли краски. Он поставил портрет поближе к Лали и постарался вспомнить все то, чему учил его Анхело. Эарен начал медитировать, и действительно, вскоре он увидел тоненькую ниточку, соединяющую портрет и ребенка.
Но нет, только не это!.. Картина опять забирала энергию у девочки. Эарен напрягся изо всех сил. Страшным усилием воли ему удалось повернуть жизненный поток в другую сторону. Теперь картина отдавала энергию. Вначале это требовало от Эарена огромного напряжения, пот тек по его спине, по лбу и подбородку… Но потом картина перестала сопротивляться — и сила потекла рекой.
Соне казалось, что про нее забыли. Уже несколько дней ей не приносили ни еды ни питья. Девушка сломала ногти и разбила пальцы в кровь, пытаясь выцарапать камни из кладки стен. Она сорвала голос, крича и призывая на помощь, но безрезультатно. Силы медленно покидали девушку. Она лежала на полу, и ее тело сотрясал кашель. Пребывание в сырой холодной темнице не могло пройти бесследно.
Когда дверь отворилась. Соня с трудом смогла поднять голову.
— О, Соня, извини! Я про тебя совсем забыл… — в камеру в сопровождении стражи вошел Иолк — Я был так занят здоровьем своей девочки, что больше ни о чем не мог думать!
Соня бросила на хранителя Талисмана взгляд, полный ненависти
— Ладно, не злись. Твои страдания будут вознаграждены, я решил отдать тебе Талисман. Иолк помог Соне встать. — Пойдем, мой дом в твоем распоряжении. Ты можешь жить здесь, сколько хочешь. Поправляйся, набирайся сил. Я приказал подготовить для тебя комнату с окнами, выходящими на юг. На, выпей вина…
— Мне некогда здесь прохлаждаться. В войске Эйдана гибнут люди. Я должна доставить ему Талисман как можно скорее, — гневно прохрипела воительница
— Вот видишь, ты даже голос потеряла от сидения в сыром подвале, — сказал Иолк, как-будто это не он сам распорядился поместить туда девушку. — Ты не получишь Талисман, пока полностью не поправишься. Твой друг, кстати, тоже выглядит не лучшим образом. Ему бы тоже не помешало немного отдохнуть.
Соню проводили в зал. Ей навстречу бросился Эарен. Он заключил девушку в объятия
— Соня, я так рад тебя видеть! Я так боялся за тебя! У нас все получилось! Лали будет жить, она поправится!
— Ты молодец! — Соня похлопала художника по плечу, а потом, повинуясь какому-то порыву, поцеловала в щеку.
Прошло несколько дней. Соня поправлялась на глазах. Девушка вновь была полна сил. Маленькая Дали тоже больше не лежала в кровати. Она бегала по коридорам, и дом наполнял веселый детский смех. Иолк был готов одарить спасителей дочери всем, чем угодно, но Соне был нужен только Талисман…
И вот настал день, когда Иолк провел Соню и Эарена, которого разбирало любопытство, в храм Бога Победы. Это было маленькое святилище, находящееся прямо в особняке Иолка. Хранитель зажег свечи, сказал несколько слов на непонятном Соне языке, и Талисман засверкал, как будто был сделан из огня.
— Соня, ты уверена, что хочешь отдать талисман Эйдану? — обратился Иолк к девушке.
— Да.
— Подумай, я могу сделать так, что Талисман будет защищать тебя. Тогда тебе всегда будет сопутствовать удача в бою.