За высокой стеной, сделанной из хорошо обработанного, и даже кое — где покрытого резьбой камня, был не дом, а настоящая вилла. С небольшим садом и приличных размеров бассейном. Пространство между домом и бассейном занимал мраморный портик, в тени которого, на мраморных скамьях, сидели двое одетых в тоги мужчин. Охрана отстала, и к портику их повел лысоватый служка. Один из сидевших, плотный мужик, с квадратным, волевым лицом поднялся навстречу Диогену, и буквально просиял.
— Диоген. Великий Юпитер, я знал, что ты прибудешь ко мне, но ждал тебя не сегодня. Ты и не представляешь как я рад. Посмотри, кто гостит у меня сейчас, волей богов и нашего божественного Августа — он указал рукой на своего, поднимающегося со скамьи, собеседника.
Тому было примерно пятьдесят лет. Рост метр семьдесят, лоб толи с залысиной, толи просто волосы уложены так, большой нос на умном лице. Одет он был не без светскости, в сравнении со своим собеседником. Диоген также по–светски улыбнулся и кивнул.
— Меня зовут Диоген Сотер, а имя Публия Овидия известно далеко за пределами Италии.
Собеседник немного растерянно наклонил голову, прижимая к груди правую руку, а Валерий сглотнул слюну. Публий Овидий Назо — вот те на. В течение полугода Буховцеву волей, неволей приходилось учить его стихи, и он считал, что стихи были неплохие. Переместиться в прошлое, и не прожив там и пары недель, встретить Овидия. Чего, а этого, Валерий точно не ожидал.
— Ты знал меня господин? — спросил Овидий Диогена.
— Я видел тебя однажды, в Риме, но не думаю, что ты помнишь — он снова обратился к первому собеседнику, который как понял Валерий, был Секстом Эллием — ты удивил меня Эллий, а теперь я, возможно, удивлю тебя. Помнишь, в прошлом году я говорил тебе, что собираюсь вернуть божественному Августу наследника одного древнего рода. Он перед тобой. Марк Валерий Корвус.
Буховцев, как было принято, прижал руку к сердцу и коротко поклонился.
— Вот уж воистину день встреч. Это надо отметить. Я распоряжусь накрыть стол, и мы побеседуем, надеюсь, ты не торопишься.
— Нет, Секст, мы здесь ночуем. Я сейчас, отправлю людей на корабль. Сам знаешь, у меня всегда что‑то найдется к столу.
— Давай, мы ждем. Пойдем Марк, я покажу дом. Знаешь, отсюда чудесно выглядит пристань и город.
Они углубились в полутемные комнаты жилища Секста Эллия. Хозяин водил их с Овидием из одного помещения в другое, попутно давая описания каждой комнаты. Валерий шел за Эллием, внимательно слушал, поддакивал его рассказам, задавал к месту вопросы. Все это напоминало путешествие по дому Леонида, но римлянин был более практичен. Показывая комнату, рассказывал и о вещах которые в ней находятся, многие из них были, по его мнению, весьма примечательны. Дом, как понял Буховцев, был типично греческим. Вот здесь, помещения гинекоя, отмеченные мозаикой по полу. Туда они не пошли, и кто там живет, Валерий так и не узнал. Несколько комнат были устроены в италийском стиле. Небольшой атриум и примыкавшие к нему помещения триклиния. От остальной части дома они отличались строгой архитектурой и тем, что были построены недавно. Сквозь двери было видно, что атриум выходит в сад. Облитые закатным Солнцем, деревья колыхались на ветру, а комнаты наполнял сладковатый аромат. Они поднялись по широкой деревянной лестнице на второй этаж. Овидий где‑то отстал по дороге, видимо это была не первая его экскурсия по дому, он уже выказал уважение к хозяину и предпочитал держаться в тени.
На втором этаже была небольшая терраса, огороженная каменным парапетом, и отсюда было видно, что дом стоит на окраине холма, за ним ниже располагался целый квартал строений постепенно спускающихся к городской стене. Море и пристань отсюда действительно были как на ладони. У пристани среди прочих покачивался и их корабль, и еще пара не спеша, плыли в сторону города. Черные силуэты кораблей четко выделялись на темно–синем фоне моря.
— Действительно, чудесный вид — подтвердил Буховцев — но пристань и так полна кораблей, поместятся ли там еще и эти.
— Места хватит — успокоил его Эллий.
— В Каллатисе ремонтируют гавань — услышал он из‑за спины голос Сотера — так что всем приходится причаливать здесь, да и торговля здесь лучше.
— Так ты не поплывешь в Каллатис? — Эллий обернулся к Диогену.
— Что мне там делать? К тому же ты знаешь, эти гераклейцы не любят нас, афинян.
— Слышал об этом.
Может, не стоило лезть в чужой, непонятный разговор, но Валерий не любил непонятных ему разговоров. Особенно когда была возможность все прояснить.
— Гераклейцы? — переспросил он.
— Да. Каллатис и Херсонес колонии Гераклеи. Это город в Пафлагонии, на том берегу Понта. Все как один хитрецы, каких поискать, но в торговых делах без них никуда — просветил его Сотер.
— Это точно — подтвердил Эллий — Хотя бы взять их амфоры. В любой дыре их найдешь, здесь и по другую сторону Боспора.
Диоген хохотнул.
— Знаешь, я отплыл из Гераклеи два месяца назад, и у меня на кораблях было две сотни пустых амфор.
— Почему пустых? — вырвалось у Буховцева.
— Сотню я продал в Синдике, а остальные раскидал по городам северного Понта, от Горгипии до Херсонеса. Когда буду забирать, они будут полны меда и отборного зерна. Но тебе благородный Марк, наверное, скучны заботы торговца.
Валерий пожал плечами.
— С тех пор как я выбрался из леса Диоген, мне все интересно. А что в Гераклее делают хорошие амфоры?
— Неплохие — подтвердил Сотер — но дело даже не в этом, а в том, что гераклейские меры давно известны и приняты здесь. Если хочешь продать свой товар в чужом городе, затаривай его в амфоры из Гераклеи.
— Теперь понятно.
— Ну, наверное, не совсем понятно. Но ты спрашивай Марк. Рим — это не леса. Здесь много непонятного. Спрашивай. Я тебе все объясню.
— Это точно — подтвердил Эллий. Если кто‑то знает что‑нибудь больше других, это уважаемый Сотер. Но, я думаю, нам нужно идти к столу. Еда уже должна быть готова, да и Публий Овидий нас заждался.
Они не спеша спустились вниз и через сад прошли в триклиний. Стол действительно был готов, но сначала была небольшая, но вполне приличная баня. За эту неделю у Валерия не было возможности помыться, и он с удовольствием поплескался в теплой воде и костяным скребком соскреб пот и грязь последней недели. Когда они сели, вернее улеглись за стол, уже вечерело. Ровным неярким светом закоптили на подставках и в нишах стен масленые светильники, и подступающая с улицы темнота отступила. Сквозь окна и двери в триклиний поступал теплый воздух, насыщенный запахами осени. Рядом по атриуму сновали слуги, иногда они заходили и ставили на стол что — нибудь из еды или напитков. А стол и так был полон. На нем в качестве главного блюда возлежал поросенок запеченный с какими‑то бобовыми. Рядом жареная жирная рыба, приготовленная как уже знал Валерий по — гречески, то есть в оливковом масле с винным уксусом и укропом. Кроме этого среди основной еды теснились хлеб, фрукты и другие, еще незнакомые блюда. Диоген рассказывал, что в Риме или в Афинах все это подается на нескольких столах попеременно, но здесь на Понте видимо нравы были проще. Диоген с Валерием возлежали на низких деревянных диванчиках рядом, голова к голове. Валерий — с узкой стороны стола. Сотер — с широкой. Слуга принес Диогену медный кувшин закупоренный воском. Тот ловко вскрыл ножом восковую печать и извлек странную спираль, блеснувшую в свете светильников нежным перламутром.
— Вот Секст, и ты почтенный Публий, а также и ты Марк, смотрите, какой бывает мед в далеких неведомых краях.