- Понимаешь, - сказала она, - жизнь гораздо сложнее, чем тебе кажется. Да, наши ошибки. Или, как говорят христиане, наши грехи…
- Грехи - это неконструктивно, - вставил Маркус.
- Да-да… но есть еще просто сочувствие. Просто милосердие…
Моника пожала плечами.
- Жалость неконструктивна. Я никогда не сюсюкаю со взрослыми людьми. Помочь фактически, объяснить, как поступить правильно - это другой разговор. Если они не желают говорить разумно и конструктивно - это не ко мне.
Джейн молча смотрела на нее.
- Вот именно, - поддакнул Маркус.
- Понимаете, - сказала Джейн, - с нами, людьми, только и можно, что сюсюкать. Разумно мы уж и сами как-нибудь разберемся. Советчиков много. А вот иногда, знаешь, так нужно, чтобы кто-то просто с тобой посюсюкал, обнял, пожалел. Чтобы было понятно, что тебя - просто любят. Я знаю, я сама не умею. Из меня тоже растили… воина. Ликеиду. Но я почти научилась. С ребенком. Я уже почти это умею. И каждый может научиться… если постарается. И начнет там, внутри, становиться живым. Просто живым, понимаешь? Только живым быть - больно. Очень больно, сил иногда никаких нет это терпеть. Но лучше так, чем счастливым. Лучше так…
15.
Митька не спал почти всю ночь, и в кроватке не хотел лежать. Лена два раза подходила к медсестре, ведь что-то болит у него, видно. Поставили укол, но это не помогло. Вернее, помогло, но где-то на час. Все остальное время Лена ходила с ним на руках по палате, взад и вперед.
Палата была маленькая, но в коридор ночью выходить не разрешают. Вторая девочка, Надя-подкидыш, крепко спала. Митькино гудение и Ленины тихие шаги ей не мешали. Лена качала малыша и пела механически себе под нос:
В няньки я тебе взяла
Ветра, солнца и орла…
Митька засыпал, успокаивался, но стоило его положить в кроватку, все начиналось снова.
Под утро он все же затих. Тогда и Лена прилегла на раскладушку. Начала молиться и тут же заснула. Разбудили ее часов в семь - мерить температуру, давать лекарства. Лене велели сына не кормить, она сцедилась. Держа под мышкой орущего Митьку, заставила Надю одеться и умыться. В девять Митька заснул, ему дали снотворное. Пришла медсестра с кроваткой на колесиках и увезла Митьку на повторную ЭЭГ. В бодрствующем состоянии он ЭЭГ снять не позволял, вертелся и орал.
Лена прилегла было отдохнуть - отделение ходуном ходило, орали дети, медсестра за стенкой громко выкликала какого-то Федорова. Но сейчас Лене уже было все равно. "Богородице, Дево, радуйся", - Лена закрыла глаза и провалилась в черноту.
Но почти сразу же, как ей показалось, ее стали звать, громко и настойчиво.
- Старцева! Старцева, проснитесь! Пришли к вам!
Мама, что ли? - подумала Лена. Алеша только из рейса, с утра не придет. Она поднялась, кое-как закрутила волосы, сунула ноги в шлепки. Вышла в коридор. Ой… ей стало неудобно. Кто бы мог подумать? И хоть бы привела себя в порядок, вышла, тетеха нечесаная. А к ней - в кои-то веки! - пришла мама Алеши.
Свекровь выглядела прекрасно. Ни за что не подумаешь, что ей уже 68. Черноволосая импозантная дама со свежим лицом, в строгом сером костюме. Едва уловимый запах хороших духов. В руках - пакет, блестящая обертка. Лена, откровенно говоря, с ног валилась и думать могла только о сне, и все же теплая радость разлилась внутри.
Лена всегда очень радовалась, если люди совершали на ее глазах хорошие поступки, особенно если обычно такие поступки им были не свойственны. Лариса Васильевна не баловала своим вниманием ни Лену, ни детей. Внуки для нее будто и не существовали. Но вот ведь - пришла! И не с Алешей даже, сама пришла. Видно, сердце не камень. Радостно улыбаясь и в то же время пытаясь пригладить прическу и запахнуть потуже халат, Лена бросилась к свекрови.
- Здравствуйте, Лариса! - она едва не назвала ее по имени-отчеству, но вовремя вспомнила, что Лариса этого не терпит, тем более - сакраментального "мама", - Я так рада вас видеть!
- Здравствуй, Леночка. А где Дмитрий, в палате? - поинтересовалась свекровь. Лена слегка расстроилась.
- Ой, вы знаете… его нет, его увезли на ЭЭГ. Энцефалограмма, - пояснила Лена, - его только через часик вернут.
- Очень жаль, - сказала Лариса, - к сожалению, я не могу остаться - дела. У нас сейчас конкурс всероссийский идет, знаете, меня пригласили в жюри, хотя я уже и не работаю. Это тебе, - она протянула Лене пакет, та рассыпалась в благодарностях. Лариса небрежно махнула рукой. Дальше она расспросила Лену о Мите (результаты так и непонятны, хотят брать биопсию мозга), об Алеше (он каждый день приходит? Наверное, очень устает), возникла нехорошая пауза. Наконец Лариса распрощалась, и Лена, испытывая облегчение, вернулась в палату.